Она в тревоге схватила его за руну. Коллинридж ободряюще улыбнулся ей.
— Не беспокойся, дорогая, я уверен, что до этого никогда не дойдет. — Но голос у него был усталым, неубедительным.
— А ты не мог бы им сказать, что Чарльз был болен и не знал, что делал? Что ему совершенно случайно попалась эта информация… и ты ничего не знал об этом… — Голос ее затих. Она сама понимала, сколь призрачны такие надежды.
Он ласково обнял ее, мягко обхватив руками, как бы закрывая от тревог и невзгод завесой своего сердечного тепла. Поцеловал ее в лоб и почувствовал, как упала ему на грудь слеза. Он и сам мог заплакать, но стыдно ему не было.
— Нет, я не собираюсь добивать Чарли. Бог свидетель, он сам усердствовал, чтобы дойти до этого, но я все еще его брат. Мы или выплывем, или утонем, но как одна семья. Вместе.
Первоначально Матти намеревалась взять целую неделю отпуска за свой счет, чтобы опомниться после шестинедельных разъездов и пребывания в различных, не самых лучших в стране барах и пансионатах, где проходили ежегодные конференции разных политических партий. Работа так ее измотала, что она твердо решила весь предстоящий уик-энд посвятить дегустированию экзотических чилийских вин и отмоканию в ванне. Но расслабиться не смогла. Глубокое возмущение тем, как Престон не только растоптал ее статью, но и оскорбил журналистское достоинство, так овладело ее чувствами, что вина показались ей кислыми, а вода в ванне холодной.
Она попыталась использовать для забвения тяжелый физический труд, но после трех дней уборки своей старомодной викторианской квартиры, возни с абразивной бумагой и краской поняла, что терпеть раздражение ей не под силу. В 9.30 утра понедельника она плотно уселась в кожаное кресло перед столом редактора, исполненная решимости не двинуться с места, пока не переговорит с Престоном. На этот раз ему не удастся бросить трубку, не закончив разговора.
Она пробыла там почти час, когда его секретарша сконфуженно заглянула в дверь кабинета.
— Извините, Матти! Он только что позвонил, чтобы сообщить: он будет в офисе только после обеда, где-то в городе у него деловая встреча.
Матти почувствовала, что против нее ополчился весь мир. Хотелось кричать, или что-нибудь разбить, или пристроить прожеванную жвачку к его расческе — словом, как-то разрядиться. Джон Краевский выбрал не самое удачное время, когда в этот момент заглянул в кабинет, чтобы узнать, не пришел ли редактор. Вместо него он обнаружил там Матти, разозленную так, что, казалось, от нее, как от раскаленной стальной болванки, вот-вот посыпятся искры.