«Они надо мной просто издеваются, — мысленно вскричал Коллинридж. — Они уже осудили и теперь казнят меня!» Он видел жену у дальней стены. По ее щекам лились слезы.
— Премьер-министр, наша программа уже подходит к концу. Не хотите ли вы что-нибудь сказать?
Коллинридж сидел, вперившись взглядом в жену. Его разрывало желание подбежать к ней, обнять и врать, успокаивая, что для слез нет никаких причин, что все будет хорошо. Целую минуту он молча сидел в кресле, пока жуткую тишину студии не прервала мелодии, начинающая и заканчивающая программу «События недели». В тускнеющем свете студийных ламп сквозь бежавшие по экрану фамилии тех, кто готовил и вел передачу, зрителям было видно, как он поднялся, медленно пересек студию, обнял рыдавшую супругу и начал нашептывать ей утешительную ложь.
На Даунинг-стрит он сразу прошел в комнату заседаний кабинета. Он вел себя так, словно был посетителем. Медленно, как-то по-новому оглядел всю комнату, пройдясь внимательным взглядом по ее элегантной обстановке, прекрасной классической архитектуре и историческим картинам. Взгляд его приковал к себе стол, за которым заседали члены кабинета, — символ уникальной британской формы коллективного правительства. Он медленно обошел вокруг стола, скользя ладонью по зеленому сукну, и остановился у его дальнего конца, возле кресла, которое он впервые занял десять лет назад, когда пришел сюда самым молодым членом кабинета.
Взглянув вверх он встретился глазами с Робертом Уолполом — казалось, он смотрел прямо на него.
— А что бы ты, старина, делал на моем месте? — прошептал он. — Я полагаю, боролся бы. И если бы потерпел неудачу, то продолжал бы бороться и бороться. Ну что ж, увидим, что будет дальше.
Пройдя к своему креслу, он медленно уселся в него и сразу почувствовал себя затерянным в середине огромного стола, Коллинридж потянулся к единственному в этой комнате телефону, стоявшему на столе рядом с книгой записей. С другими абонентами соединял его телефонист — один из тех, кто обеспечивал телефонную связь с миром все 24 часа в сутки.
— Соедините меня с канцлером казначейства, пожалуйста!
Менее чем через минуту послышался звук телефонного зуммера. Звонил канцлер казначейства.
— Колин, ты видел это? Как думаешь, не будет ли слишком резкой реакции на фондовом рынке?
— Надо будет позаботиться, чтобы этого не произошло. Будем созваниваться.
Потом он вызвал министра иностранных дел.
— Какой ущерб это нам нанесет, Патрик?
Вултон прямо сказал, что с нынешней репутацией правительства невозможно добиться тех изменений бюджетной системы Общего Рынка, которых уже давно требовало правительство Великобритании и о чем, как о задаче первостепенной важности, говорилось во время предвыборной кампании.