«Доктрина» наша тогда была простой и жесткой: человек заплатил деньги (даже тогда немалые), приехал на Валаам, быть может, единственный раз в жизни и должен увезти впечатление о нем, на всю жизнь запомнившееся и, разумеется, восторженное. Поэтому никаких себе поблажек, ни в чем. Болит у тебя горло, нога, нет настроения — сиди в келье и не высовывайся. Вышел на группу — выложись без остатка. И мы это делали каждый божий день.
Сколько же сил на это надо, спросит человек непосвященный? Много, очень много. Но силы нам давал Валаам. Безмерная влюбленность в него и глубокое его познание. Мы учились друг у друга, охотно помогали друг другу, делились откопанными материалами и соревновались, всегда соревновались. Мы были молоды и азартны. Кстати, соревнование это — узнать больше и рассказать лучше — и выковывало наше профессиональное мастерство.
К моменту окончания вузов (а это почти все одновременно, ну, с разницей в год-два) многим неведомо было, что выйдет из нас на избранном поприще. Но одно явстовало уже несомненно: одна профессия у всех нас уже есть. К 1970 году все мы — экскурсоводы-профессионалы и, между прочим, даже официально — самой высшей, I категории. Вот чем для нас тогда стал Валаам. После окончания вуза не один я думал: «Ну ладно, ну вот он, диплом, вот она, профессия, но как же я без Валаама? Ведь без него больше жить невозможно!» Так и заразились Валаамом, как туберкулезом заболевают — на всю жизнь. Залечить можно, вылечить — никогда.
Конечно, по получении дипломов мы все разлетелись из нашего «гнезда», разъехались по распределениям, кто-то стал учиться в аспирантуре. Мне вообще годы пришлось работать в Сибири и на Дальнем Востоке. Но каждое лето, каждый отпуск (всеми правдами и неправдами продлевая его, если возможно, иногда и до трех месяцев) мы устремлялись на наш Остров. Между собой мы уже не говорили: «Ты будешь на Валааме в этот год? Ты когда на Валаам?». Мы говорили: «Ты когда на Остров?». Непосвященным непонятно, а нас это согревало. Зимой, переписываясь друг с другом (эпистолярный жанр, к счастью, не был еще забыт), мы всегда интересовались, какие новости с Острова, как там, что там.
Так зимой 1975–1976 годов из писем моих валаамских побратимов узнал я о трагической гибели Михаила Егоровича Черникова. Душа моя скорбела по нему несказанно. Он и еще несколько человек пошли на подледный лов. Льдину оторвало. Дело было уже к вечеру, стемнело, начался снежный заряд. И их не нашли. Только одному парнишке, Толику Свинцову, посчастливилось вырваться со льдины. Черников приказал: «Раздевайся, полынья 30 метров, плыви. Сам спасешься — нам пришлешь помощь». Толик после ледяной купели (это было в декабре!) три километра бежал обнаженным до поселка! Помощь вызвал, но поиски были безрезультатны. Царствие Небесное им всем, оставшимся на той льдине в ту страшную ночь!