Врачи больницы в своих ежедневных заботах то и дело сновали мимо поста медсестры; в свете неоновых ламп мелькали их белые халаты с приколотыми к ним личными карточками. Стефан не обращал на них никакого внимания.
— Я полагаюсь на твое мнение, Джорж. Ты знаком с историей болезни Линдсей. Теперь ты видел результаты анализов. Что я упустил? Что же, черт побери, я упустил?
— Давай обсудим это где-нибудь в другом месте.
— Где?
Джорж Легран посмотрел на часы.
— В буфете.
Стефан пошел вслед за ним к лифту. Те, кто уже успел войти в кабину, учтиво расступились. В этой больнице, как, впрочем, и во всех других, существовала негласная иерархия, и Стефан с Джоржем уверенно занимали в ней высшую ступень.
Оба они успели порасти трехдневной щетиной, на этом сходство между ними заканчивалось. Джоржу, привлекательному вдовцу, было далеко за пятьдесят. Он не был оперирующим врачом, но часто присутствовал на операциях, когда дело касалось его пациентов. Он заведовал отделением неврологии, и именно он прилетел за Стефаном в Нью-Йорк, чтобы убедить его перейти на работу в кливлендскую неврологическую клинику.
Выйдя из лифта, Стефан направился вперед, а Джорж немного задержался, чтобы дать указания проходящей мимо медсестре. Буфет напоминал по размерам пригородный вокзал, только еще более запущенный. Во время последнего ремонта о буфете, видимо, забыли или просто обошли это помещение стороной как безнадежное. Главными его достопримечательностями были вытертый ковер, обшарпанные столы и старая кофеварка, которая смешивала молоко и сахар наугад. Как-то под Рождество кто-то из персонала притащил сюда елку и водрузил ее возле единственного окна. Елка давно уже осыпалась, но никто до сих пор не удосужился ее убрать. Время от времени по праздникам кто-то украшал ее голые ветки соответственно поводу. В настоящее время на ней болтались пластмассовые пасхальные яйца.
Стефан выбрал столик в углу, предварительно смахнув пустые пластиковые стаканчики в ближайшую урну. Затем сходил за кофе для себя и для Джоржа.
— Во-первых, успокойся, — сказал Джорж, — если мы что-то и упускаем, то это так и будет оставаться упущенным, пока ты не успокоишься.
— Я не имею права ничего упускать.
— Ты, как никто, должен понимать, как вредно во всем винить себя.
— Я должен понимать это как никто?
— Ты создан для рационального мышления.
Стефан рассмеялся. В его смехе было столько же горечи, сколько и в стакане кофе.
— Мое рациональное мышление завело меня в никуда. Я до сих пор так и не смог поставить диагноз Линдсей.