Они запутали знакомую дорогу. Одинокие деревья, раскиданные по саванне, наполняясь мраком, сливались в таинственные рощи. Саванна казалась незнакомым лесом. Остроконечные соломенные крыши деревни исчезли в ночи. Хижины угадывались по разбросанным у входа кострам.
У крайней хижины Кендар остановился. Утренний костер остыл, и только один уголек светился в золе, то затухая, то разгораясь крошечной теплой точкой.
Старик раздул огонь и уселся в ожидании ужина. Пламя заглядывало ему в глаза, и они уже не казались старыми и выцветшими. Ночь и ожидание доброго ужина сделали их оживленными и блестящими.
Самого большого зажаренного голубя старик съел быстро и долго грыз хрупкие голубиные кости. Потом он одиноко сидел у костра, пока не уснул.
Прошло два дня. В корзине остался самый маленький голубок, тот, что попался в сети четвертым. Он был тщедушен и мал. Утром старик вытащил голубя, чтобы приготовить завтрак, и вдруг увидел глаза птицы.
…Кендар давно жил один. Родственники и друзья его умерли, и сам Кендар доживал на земле последние дни. В его одиноком сердце поселилась тоска, такая же глубокая и покорная, что смотрела сейчас из глаз маленькой птицы.
Старик осторожно опустил голубка в корзину и бросил ему горсть маисовых зерен. Он попытался погладить опущенные беспомощные перья птицы, но голубь так задрожал и сжался, что Кендар поспешно закрыл корзину.
Шли дни… Птица привыкла к старику и не сжималась в ужасе при его прикосновении. Кендар привязался к голубю и стал невозможно болтливым: без умолку рассказывал и рассказывал птице обо всем, что приходило в его старую голову. А приходили всякие мысли и воспоминания.
За много лет у Кендара появился друг. Теперь милее сытного обеда или ужина старику стали разговоры с птицей. Обычно голубь сидел на крышке плетеной корзины, привязанный за лапку, а Кендар лежал возле на своей драной циновке и вспоминал.
…Как светлы были воды Нигера в далекие-далекие дни, когда Кендар был юношей и мчался на своей длинноносой пироге в прибрежный рыбачий поселок. Там жила девушка, имени ее он уже не помнил. Но глаза запомнились и губы тоже.
Вечерами они — старик и голубь — сидели вместе. Часто у них не было ужина. Его заменяли тепло костра, мерцание далеких звезд и тихое воркование голубя. Смущенный старик похлопывал себя по пустым карманам заплатанного бубу и разводил коричневыми сухими руками: ничего, мол, дружочек, сегодня у нас с тобой на ужин нет.
Голубь безропотно прятал голову под крыло и засыпал. А Кендар смотрел на горящие в костре ветки. Потом взгляд его помолодевших, прищуренных глаз убегал в черную настороженную саванну и долго следил там за тенями ночных зверей. «Ничего, — думал старик, засыпая. — Ничего, завтра я поищу в саванне зерен для голубя».