— Я давно собираюсь серьезно поговорить с тобой на эту тему. Но сейчас не время. Подожди еще немного. Поживешь неделю-две новой жизнью, походишь по острову, и тогда тебе будет легче понять то, что я собираюсь тебе сказать.
Глицерия немного помолчала.
— Все ясно, — выговорила она наконец и прижалась лицом к плечу Хризии. — Это значит, что никто никогда на мне не женится.
— Да нет же, вовсе не это я хотела сказать…
Глицерия поднялась и прошла на середину комнаты.
— Ясно, — повторила она в темноте.
Хризия вновь приподнялась на локте и медленно проговорила:
— Мы с тобой не граждане Греции. Мы не из тех, у кого здесь свои дома. Нас считают чужеземцами, в глазах местных мы стоим ненамного выше рабов. Ну, а другие живут у себя дома, знают своих отца и мать; они женятся и выходят замуж друг за друга и считают, что нам никогда не приспособиться к их жизни. Положим, все это верно…
— Но ведь ходят истории о мужчинах, — перебила ее Глицерия, — которые даже на рабынях женились.
— Да, и если кто-нибудь из молодых людей влюбится в тебя, вполне возможно, что и возьмет к себе домой. Потому-то я так за тобой и присматривала, потому и держала взаперти. От молодых людей, что приходят ко мне в гости, люди этого острова знают, что ты здесь и что тебя опекают самым тщательным образом. Так что теперь, когда ты свободна гулять в одиночку, тебе надо быть в сто раз осторожнее, чем здешние девушки. Ты красива, добропорядочна, и на глазах у всех — недобрых и подозрительных — тебе следует всячески демонстрировать скромность и добропорядочность. Вот и все, что я могу сказать, дитя мое. Дальше остается только надеяться.
— В таком случае, Хризия, может… может, мне лучше не выходить одной из дома?
— Нет-нет. Тебе надоест сидеть взаперти. Постепенно надоест. Но сейчас возвращайся к себе, дорогая, и постарайся заснуть. А все то, о чем мы с тобой говорили, устроится само собою. И тебе пока лучше оставаться собой, той Глицерией, какова ты есть.
Глицерия неуверенно приблизилась к постели:
— Хризия, мне надо тебе кое-что сказать.
— Да?..
— Ты рассердишься на меня, Хризия.
— Да за что же?
— Да помогут мне боги… Я… я спрашивала у Мизии, и она сказала, что у меня будет ребенок.
Наступило молчание, нарушившееся негромким стуком: это Хризия опустила ноги на пол.
— Где Мизия? Помоги мне подняться.
— Она сказала правду, Хризия. Когда ты уходила, я, хоть и обещала не делать этого, тоже оставляла дом, по холмам гуляла.
— О дитя мое, дитя мое!
— Но он любит меня. Он женится на мне. Он любит меня, я точно знаю.
— Да кто он-то? Как его зовут?