— Кто привез?
— Как кто? — удивился Григоренко. — Солдаты из дивизиона НКВД.
— И соседи это видели?
— Кто глядел, тот видел, — беспечно ответил Григоренко.
— Если кто-нибудь из соседей спросит, откуда продукты, говорите, что купили налево и больше ни в какие объяснения не вступайте.
— Порядок, Игорь Николаевич.
— Как настроение? — спросил Шрагин.
— Боевое, Игорь Николаевич, скорей бы в дело. Руки чешутся.
— Было бы лучше, если бы чесались мозги, а не руки, — чуть улыбнулся Шрагин.
— Сознание тоже начеку. За всех, конечно, не скажу, но и лично страха не испытываю, дам фрицу прикурить, будьте уверены!
— А все остальные что, трусят? — спросил Шрагин, которому не понравились и бодрый легкий тон Григоренко и его слова “за всех, конечно, не скажу”.
— Да ведь каждый человек, Игорь Николаевич, построен по персональному, так сказать, проекту. И что кому запроектировано, поди узнай, пока с ним соли не наглотаешься.
Шрагин молчал. То, что говорил Григоренко, было в общем правильно, но плохо было то, что он отделял себя от товарищей. И в то же время было ясно, что сам он пока поступил разумнее других.
— Игорь Николаевич, вы всегда говорите мне, как лучше действовать, — сказал Григоренко и засмеялся. — Вы ведь не знаете, я как патефон: что на пластинке записано, слова не выпадет. Меня в школе так и звали — “Миша-патефон”….
— Хорошо. Пока не забудьте, что мы собираемся сегодня в четырнадцать ноль-ноль.
Вернувшись домой, Шрагин хотел спокойно подумать о предстоящем разговоре с товарищами по группе, но услышал тихий стук в дверь.
— Да, — недовольно отозвался он.
Это была Лиля. Смотря в сторону и краснея, она быстро сказала:
— Я хочу извиниться перед вами… за вчерашнее.
— Ерунда. У всех нервы не в порядке, я тоже, знаете… — улыбнулся Шрагин. Он хотел в этот момент только одного — чтобы она поскорее ушла и не мешала ему. А она переступила порог и закрыла за собой дверь.
— И все-таки я не знаю, что делать, — тихо произнесла она.
— Одно из двух: или уезжать, или оставаться, — сказал Шрагин.
— Значит, вы допускаете или — или?
— Допускаю, — ответил он, серьезно смотря ей в глаза и повторяя про себя: “Уходи, уходи, нет ни минутки. Уходи”.
Казалось, Лиля услышала его, она резко повернулась и выбежала из комнаты…
Перед встречей с товарищами Шрагин с теми же предосторожностями зашел в управление. Полковник Бурмин выгребал из своего сейфа папки и запихивал их в фельдъегерские брезентовые мешки.
— Остаешься? — спросил он Шрагина вместо приветствия.
— Что на фронте? — ответил Шрагин тоже вопросом.
— Всюду плохо, а у нас так просто табак. Может, уже завтра к ночи все кончится. Наши семьи уезжают сегодня, а мы завтра утром. А ты?