— Здорово, Карлик! — весело приветствовал его Григоренко, протискиваясь в будочку сквозь узкую дверь и усаживаясь на ящик возле висящих в воздухе коротеньких ног часовщика, который работал, сидя на высоком детском стуле.
Карлик весело и дружелюбно посмотрел через плечо на гостя и продолжал разговаривать с клиентом, принесшим ему мертвый будильник.
— Обе пружины лопнули, и ходовая и звонковая, — поставил он диагноз.
— Дети перекрутили, — огорченно пояснил клиент.
— А зачем вам звонковую чинить, службу проспать боитесь? — спросил Карлик.
— Какая еще служба? — обиделся клиент.
— Так я про то и говорю, — улыбнулся Карлик. — Звонок чинить не будем, а ход восстановим, пусть тикают, а то может казаться, что вся жизнь остановилась. А за одну ходовую пружину цена ремонта наполовину меньше.
Приняв заказ, Карлик заслонил окошечко фанеркой и повернулся к Григоренко.
— Ел сегодня?
— Некогда было, — небрежно ответил Григоренко.
Карлик улыбнулся и достал из-под стола ломоть хлеба, на котором лежал маленький кусочек сала.
— Угощайся.
В будочке потемнело.
— Опять метель, — вздохнул Карлик и поплотнее прижал фанерку. — Ну, как твой гешефт? Вышел?
— О долге беспокоишься? — Перестав жевать, Григоренко сузил глаза, глядя на Карлика.
— Дурной ты парень, — вздохнул часовщик. — На кой мне твой долг, я сыт и сплю в тепле. Ты слышал о новом приказе?
— Что еще? — небрежно спросил Григоренко.
— Полиция теперь по домам ходит. Если мужчина или женщина с шестнадцати до пятидесяти лет нигде постоянно не работают, тут же в этап и в Германию. А кто вообще не работает больше чем шесть месяцев — в тюрьму на проверку. Ночью в доме, где я живу, троих взяли. Меня, сволочи, полчаса обсуждали. Рубаху мне задирали, проверяли, не сделал ли я горб из подушки.
Карлик замолчал. Было слышно, как за стеной будочки свистит метель и приглушенно гомонит базар.
— Сахарин немецкий, сахарин немецкий, — без конца повторял басовый голос рядом с будочкой.
— А мне они, сволочи, выгодное дело сорвали, — сказал Григоренко. — Схватили сегодня ночью того человека, который мне товар вез. Хорошо еще, что я словно почуял это — чемодан успел спрятать.
— Предчувствие — великое дело, — задумчиво сказал Карлик, который не верил ни одному слову Григоренко.
За стеной будочки базарный гомон вдруг затих и раздался властный крик:
— Стоять на месте! Всем стоять! Ни шагу!
— Опять облава, — шепнул Карлик. — Жмись сюда.
Григоренко послушно залез под высокий столик и присел там на корточки. Карлик прикрыл его листом бумаги, лежавшим у него на столе, и начал разбирать будильник.