Я представила, что творится в голове Клеменции. От первой жены Марсий имел дочь Ренату, и Клеменция, в душе смирившаяся с тем, что у него больше не будет детей, воспитывала внучку как единственную наследницу рода Милиссинов (дочь Эстеллы Доротея, как известно, носила фамилию отца, Марцеллина). Но дело было не в наследстве Милиссинов, точнее, не только в наследстве: наш будущий ребенок по закону не мог претендовать на него. Дитя вне брака — всегда позор для княжеской семьи, а у потомков Милиссы Фортунаты — в особенности. Сообщив Клеменции о том, что вынашиваю внебрачного ребенка Марса, я вызвала на себя максимум материнской ненависти к «коварной совратительнице»; само собой, Фурия не могла допустить и мысли, что ее сын в действительности жаждал — и жаждет! — иметь от меня ребенка; она полагает, что я околдовала Марсия…
Как вскоре стало ясно, я переоценила Клеменцию. Она вовсе не желала воспринимать правду. «Это ложь! — повторяла она. — Никакого ребенка нет и в помине!».
— Ребенок существует, — сказала я, — и тому имеются веские доказательства, понятные каждой женщине. Когда мое положение станет заметным, мы с Марсом объявим о нашей помолвке.
— У тебя есть муж Юний Лонгин! — в растерянности выкрикнула Клеменция.
— Благодарю вас, мама, что напомнили, теперь я, без сомнения, дам ему согласие на развод, — улыбнулась я.
Лицо Фурии было поистине страшным в те мгновения, я подумала, что, возможно, чуть переиграла: случись с матерью какая неприятность, Марс будет обвинять в этом меня…
— Если ты это сделаешь, я тебя уничтожу! — прошипела Фурия.
— Ты много на себя берешь, мама, — заявил Марсий. — По-твоему, София с мужем развестись не может без твоего согласия?!
Клеменция встала и схватила сына за руку.
— Пойдем отсюда, Марсий! Я обо всем уже договорилась… сенатская комиссия не станет обвинять тебя.
Мой Марсий отстранился и произнес с горькой усмешкой:
— Ты обо всем договорилась, мама? Я не ослышался?! И, стало быть, Корнелий Марцеллин пообещал тебе простить меня? Скажи мне, мама, что он еще тебе пообещал взамен двух слов из моих уст: «София Юстина»! Он сделает меня военным министром?
— Да, да! — вырвалось у Клеменции.
Она запнулась, но было уже поздно. Наивная старушка! Без малого сорок лет заседает в Сенате — и ничему не научилась… Марс стал мрачнее штормовой тучи.
— Уходи, мама, — голосом, в котором звучала кованая сталь в тисках обиды, выговорил он. — Я и не думал, что моя гордая мать когда-нибудь предложит мне продать мою любовь за щедрую подачку из рук презренного Корнелия! Уходи! Я остаюсь с Софией. И запомни, мама: все, что ты сделаешь против нее, ты сделаешь против меня! Еще подумай, прежде чем идти на нас войной. Войны мы не хотим, но если хочешь ты, то ты войну получишь!