Которые спросили, войдя в комнату: «Ты русская?! А ребенок твой — русский? Это очень хорошо!»
Потом веселый подпрапорщик с чистым, открытым, финским лицом взял из колыбели заходящуюся ревом испуганную полуголовалую малышку, поднял её, держа за полненькую ножку с морщинками — перевязочками, на которой была надета синенькая вязаная пинетка, и с размаху ударил головкой о печку. Ребеночек только вякнул, оставив на чистенькой побелке ярко-алое пятно в виде многолучевой звезды…
А потом они весело и радостно насиловали женщину, в конце концов посадив её, как на кол, на ножку опрокинутого вниз столешницей стола… А в её мертвые руки ей заботливо положили посиневшее тельце ребенка, крепко привязав к ней полотенцем… А мне ничего не сделали, сказав, что я и так скоро подохну…
А я после их ухода внезапно для себя встал и пошел. Искать своих. Вот, до сих пор так и хожу…
Такие дела.
… — Юсси, а ты у красных был? — вдруг неожиданно спросил меня подполковник.
— А как же! — радостно подтвердил я. — Под командой доблестного комбрига товарища Котова…
— Котов, Котов…, — наморщил лоб мой собеседник, размышляя. — Есть такой. Котов, Николай Яковлевич, девяносто третьего года рождения, сын дворянина — помещика Павлоградской губернии. Отец его имел сорок десятин чернозёмов, два магазина в Павлограде, свечной заводик. Бывший офицер старой армии, к концу Великой войны подполковник. С марта семнадцатого — эсер. Избран председателем полкового, корпусного и армейского Совдепа. Награжден орденом Боевого Красного Знамени в один день с Махно. Руководитель партизанского движения в тылу деникинцев, участник штурма Перекопа. После взятия Крыма — активно расстреливал своих вчерашних союзников, махновцев. Инспектор пехоты РККА. Затем, следует необъяснимый кульбит. Становится наш комбриг из пехотинцев руководителем Особой Липецкой авиашколы. В 1937 году он обвинен: в шпионаже в пользу Германии (передал, будучи в командировке от Академии им. Фрунзе, в Германский Генеральштаб письмо от комкора Эйхе); в участии в военном заговоре; в развале работы Липецкого центра боевого применения авиации; а также в хищении государственных средств в особо крупном размере. Расстрелян по процессу Уборевича …[80] Во всяком случае, он был к расстрелу приговорен…
— Скажите, подполковник… вы шпион? — потрясенно спросил я.
— Да ты что? — фарисейски возмутился абсолютно трезвый бывший командир полка специального назначения. Или всё — таки не бывший?
— Так когда твои дорожки с сим достойнейшим красным героем разошлись? — с ласковой нежностью, будто накидывая мне на шею любовно намыленную удавку, продолжил экспресс — допрос Талвела.