— В котором часу они вели огонь? И каким калибром? — с ядовитейшей вежливостью спросил подполковник.
— Около восемнадцати часов… Мортира, 280-мм…, — уже чуя какой-то подвох, несколько неуверенно ответил комиссар.
— Старший офицер! — при этих словах комиссара аж передернуло. — Подайте журнал боевых действий. Вот… Извольте взглянуть, огневой налет, дистанция 25 850 метров, четыре снаряда… А дальность полета фугасной гранаты у мортиры-с системы Шнейдера будет максимально 7350 метров… Сколько там была дистанция-то?
Комиссар начал стремительно багроветь… Когда его лицо достигло цвета буряка, он выхватил из полевой сумки какие-то удостоверения и стал их с рычанием рвать на куски… Из его изломанных в страшном гневе уст донеслось:
— Всех порву…
Придавив обрывки ногой, он в сердцах сплюнул, помолчал немного…
— Товарищ старшина, как ваша фамилия?
— Так что, Петрович!
— А! А я-то думал, что это отчество? — удивился комиссар.
— Все так думают! — печально пожал плечами Петрович.
— Товарищ Петрович! От имени Военного Совета Фронта награждаю Вас правительственной наградой! — с этими словами комиссар торжественно прикрепил к потертому ватнику старшины новенькую медаль на красной муаровой ленте, заправленной в маленькую квадратную колодку. На медали летели самолеты и полз многобашенный танк…
Так в нашей батарее появился первый награжденный.
Идиллию прервал подъехавший медицинский фургончик, из которого выскочила смертельно уставшая, серая от бессонницы медсестра в грязно-белом халате, заляпанном засохшей кровью:
— Ребята! У вас печка топится? Согрейте моих мальчишек, а то не довезу…
Батарейцы начали осторожно выкладывать из кузова тела в летних гимнастерках, которые были навалены в кузов на манер дров…
— Кто самый тяжелый? — с какой-то непонятной ненавистью в голосе спросил комиссар.
— Вот этот! Травматическая ампутация… Определенно мог бы выжить, да ведь не довезу я его!
— Грузите его в самолет! Летчик, лети прямо в Ленинград, на Комендантский! Скажешь, чтобы немедленно доставили товарища красноармейца в Военно-Медицинскую Академию. Будут волынку тянуть, добавишь, что Я ЛИЧНО приказал. И обязательно исполнение проверю!
— А Вы как же, Лев Захарович? — охнул пилот.
— А что я? У меня ведь все ноги целы… Я с товарищами ранеными красноармейцами останусь!
Когда мы помогали грузить совсем слабо стонущего бойца в кабину, я украдкой спросил у летчика:
— А это вообще кто такой?
— Это Мехлис! Член Военного Совета фронта…
… Не боясь запачкать в крови руки, комиссар Мехлис помогал батарейцам перетаскивать на пушечных чехлах раненых в наши землянки, где стараниями старшины уже гудели докрасна раскаленные железные печки, излаженные нашими умельцами из двухсотлитровых бочек, которые тоже где-то украл (зачеркнуто) достал неутомимый политрук Ройзман. Кстати, жесть на трубы приволок он же, по его словам, эти водосточные трубы все равно до весны никому не пригодились бы!..