– Чего это вы успели хлебнуть?
– Ни капли в рот не брал, ей-богу!..
– Ну, тогда вольем ему стаканчик в глотку и посмотрим, не замолчит ли он, – предложил Старик Маме.
– Уже молчу! Но, честное слово, я полон радостных предчувствий.
Как вы думаете, кто появился в это мгновение в лагере? Разумеется, старина Карл с двумя голыми проводниками и своим коротышкой-ружьеносцем Чаро. В свете костра лицо Карла имело какой-то землистый оттенок. Он молча снял свою широкополую шляпу.
– Ну, как, подстрелили что-нибудь? – осведомился он.
– Нет. Но зверье там есть. А вы что делали?
– Бродил вдоль этой несносной дороги. Откуда взяться куду у дороги, когда там полно скота, везде хижины и люди?
Карл был на себя не похож, и я решил, что он заболел. Он появился, как череп на пиру, в ту минуту, когда нам было весело и мы дурачились вовсю. Я снова не выдержал и сказал:
– Мы ведь тянули жребий.
– Конечно, – подтвердил Карл с горечью. – И, значит, я должен охотиться у дороги. Чего ж тут ожидать? Разве так охотятся на куду?
– Завтра утром вы убьете куду на солонце, – с нарочитой веселостью заверила его Мама.
Я выпил стакан виски с содовой и услышал свой собственный бодрый голос:
– Да, да, утром вы наверняка убьете куду на солонце.
– Утром туда поедете вы.
– Нет, вы. Я уже побывал там сегодня вечером. Мы будем чередоваться. Так было условлено. Верно, Старик?
– Разумеется, – отозвался Старик.
Мы избегали смотреть друг другу в глаза.
– Выпейте виски, Карл, – предложила Мама.
– Спасибо.
Мы ужинали молча. Уже в постели, в палатке, я упрекнул жену:
– Дернуло же тебя ляпнуть, что он будет охотиться утром на солонце!
– Кажется, я не то хотела сказать… Напутала. Не будем говорить об этом.
– Мне так повезло, когда тянули жребий. Нельзя идти против жребия. Ведь это единственный способ уравнять шансы.
– Ладно, оставим это.
– Мне кажется, Карл нездоров, он просто на себя не похож. Он в таком бешенстве от неудач, что способен распугать все зверье на нашем солонце.
– Прошу тебя, не надо больше об этом.
– Не буду.
– Вот и хорошо.
– Что ж, во всяком случае, мы его успокоили.
– Не думаю. Ну, довольно, перестань, пожалуйста.
– Молчу.
– Вот и хорошо.
– Спокойной ночи, – помолчав, сказала она.
– Спи спокойно. К черту всю эту ерунду!
– Спокойной ночи.
Наутро Карл со своими людьми отправился на солонец, а Гаррик, Абдулла, М'Кола и я, перейдя дорогу, двинулись вверх по сухому руслу наискосок от деревни и стали подниматься в гору. Мы лезли в тумане по усыпанному галькой сухому дну, так густо поросшему кустарником, что приходилось идти согнувшись как бы по крутому туннелю, образованному ветвями и лианами. Я потел так, что намокли фуфайка и верхняя рубаха; когда же мы взобрались на высокий горный уступ и остановились, глядя вниз, на облака, нависшие над долиной, я озяб от утреннего ветерка и накинул плащ. Я не мог усидеть на месте и подал Гаррику знак идти дальше. Мы одолели склон горы и, поднявшись выше, пошли назад, потом перевалили на противоположный, теневой склон, останавливаясь над каждой долиной, чтобы внимательно осмотреть ее в полевой бинокль. Наконец, мы достигли чашеобразной долины, напоминавшей амфитеатр; по дну ее среди ярко-зеленой травы бежал ручеек, а дальний склон и весь нижний край поросли лесом. Мы сели в тени скал, защищавших нас от ветра, и, глядя в бинокли, увидели на противоположных склонах, освещенных восходящим солнцем, двух самок куду с детенышем – они паслись на опушке леса, торопливо ощипывая листья и молодые побеги, потом внезапно подняли головы, настороженно вглядываясь в даль, как делают все животные, когда пасутся среди деревьев. На равнине они видят так далеко, что чувствуют себя уверенно и пасутся спокойно, – не то что в лесу. Мы могли разглядеть даже белые вертикальные полосы на серых боках, и, сидя на высоком склоне этим ранним утром, я с удовольствием наблюдал за антилопами. Но вдруг мы услышали гул, как от обвала. Я подумал сначала, что это рухнула скала, но М'Кола сказал тихо: