– Мы слышали ваш выстрел. Куда попала пуля?
– Кажется, сначала в ногу. Потом мы погнались за ним, и я стрелял еще несколько раз, пока не свалил его.
– А я слышал только один выстрел.
– Нет, их было три или четыре.
– Наверное, горы заглушали выстрелы, раз вы ушли в сторону… А рога у него массивные и раскидистые.
– Спасибо, – сказал Карл. – Надеюсь, вам достанется еще лучшая добыча. Проводники уверяют, что там был и второй самец, но я его не видел.
Я вернулся к нашему тенту, где сидели Старик и Мама. Оба, видно, были не в восторге от этого куду.
– Что это вы такие невеселые? – удивился я.
– Ты видел голову? – спросила моя жена.
– Конечно.
– Какое уродство!
– Ну, что ж, это куду. На солонце был еще один, надо туда съездить.
– Да, да, Чаро и следопыты уверяют, что там был еще один самец, крупный, с замечательными рогами.
– Вот и прекрасно. Этого убью я.
– Если только он придет опять.
– Как хорошо, что Карлу наконец посчастливилось, – сказала Мама.
– Бьюсь об заклад, он еще убьет самого крупного куду на свете, – отозвался я.
– Я пошлю его с Дэном за черными антилопами, – сказал Старик. – Так мы условились: первый, кто убьет куду, идет добывать черных антилоп.
– Что ж, это правильно.
– А потом, как только и вы добудете себе куду, мы отправимся следом за ними.
– Чудесно!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. НЕУДАЧНАЯ ОХОТА
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Все это было раньше, – казалось, целый год прошел с тех пор. И вот теперь, в жаркий солнечный день, после того как я подстрелил цесарку, мы едем в машине на солонец, за двадцать восемь миль от лагеря, потеряв попусту пять дней сначала на том солонце, где повезло Карлу, потом в холмах, высоких и низких, потом на равнине, и в довершение всего нам сорвал охоту грузовик этого австрийца. А я все время помнил, что до отъезда остается только два дня! М'Кола тоже помнил это, – мы теперь охотились вместе, как равные, и не смотрели больше друг на друга с чувством превосходства. Нас мучила одна мысль – что время не ждет, и досада, что мы не знаем местности и всецело зависим от проводников, которые навязались нам на шею.
Наш шофер, Камау, был из племени кикуйу; этот тихий человек лет тридцати пяти, в старой суконной куртке, брошенной за негодностью каким-то охотником, в штанах с огромными, уже прохудившимися заплатами на коленях и сильно заношенной рубахе, каким-то чудом ухитрялся всегда выглядеть даже щеголеватым. Скромный и молчаливый Камау отлично знал свое дело; сегодня, когда мы выехали из зарослей на голую пустынную равнину, я посмотрел на него, такого опрятного в старой куртке, заколотой английской булавкой, и вспомнил, как этот человек, чья неизменная приветливость, скромность и мастерство так восхищали меня, едва не умер от лихорадки во время нашего первого путешествия, а я тогда боялся только одного: остаться без шофера. Теперь смерть нашего Камау при любых обстоятельствах глубоко огорчила бы меня…