Когда я, наконец, доехал, Нина торчала еще в коридоре, выжатая и пожелтевшая, как сухая курага. От ее вида я заготовленными словами сразу поперхнулся и, с пальцем на спусковом крючке, вступил на квадратные метры компьютерного центра. Только я там оказался, сразу взмок. Я вначале красную лужу увидел, очень яркую на сером фоне, а потом уже, за креслом, тело навзничь, из которого она натекла. Стал разглядывать распознавательный знак лица. Но знак весь залит. Как же иначе, когда в голове застрял клин. Заколочен в правый висок. Однако костюм, с характерной потертостью на заднем месте выдавал доктора Файнберга. Йисгадал вэйискадаш шмэй рабо… может, тебе нужны слова древнего прощания, док. От возбудившейся крови забил колокол в ушах. А что если некий клинописец, смачивая губы слюной, выбирает следующей целью мой кумпол. Вдруг сама Нина? Овечка овечкой, а сейчас развяжет еще один узелок на ниточке жизни. Я согнулся, как получивший под дых, отскочил “закорючкой” к двери, осторожно выставил глаз из-за косяка. Стоит себе, скулит в тряпочку. Юбчонка в обтяжку, свитерок тоненький, где тут спрячется еще одна долбилка для головы или какая другая убойная штука. Я, опускаясь по обезьяньему примеру чуть ли не на пальцы, прочертил кубик комнаты вдоль, поперек и вокруг. Но никаких подсказок. Стекло оконное тоже целенькое. Скатился по лестнице в рубку, проверил записи всех видеокамер, пленка замазана только застоявшимся воздухом. Кипящей до булькания головой вспоминаю строки из какого-то приказа: “Эмиссаров, изменников, космополитов немедленно задерживать и подвергать допросу”. Хоть слова не из той оперы, но я возвращаюсь к тошнящей Нине, хватаю за зыбкие плечи и требую ответов на все вопросы. А она вместо ответов приникла ко мне и лопочет: “Пили кофе, задача на исполнении была. Самуил Моисеевич поднялся, стал вроде вглядываться в угол, даже глаза прищурил. Вдруг звук… будто бутылку шампанского откупорили. И сразу брызги из головы…” Если разыгрывает меня, то ловко. А если невиноватая, то может с катушек свалиться, станет как Офелия — без обувки с чушью на устах бегать. На всякий пожарный утешаю ее:
— Ничего, Нина, это бывает, нормальное убийство.
— Нормальное, да? — с надеждой отозвалась Нина и даже потерлась об меня. Я ее телесность почувствовал через куртку, кое-какие мысли, вернее, эмоции посторонние зароились. Но прикрывать даму собственным телом от бандитского клина не стал, а, напротив, оповестил службу любителей здорового быта, то есть РУВД. Там мне грубым и заспанным голосом велели не рыпаться, ничего не трогать, не пытаться что-либо спрятать. Однако мчались резкие люди из органов сорок минут, или, может, решили еще покемарить. Я после своего звонка в отведенное мне время рыпаться не стал, правда, перетащил Нину в холл, чтоб была под присмотром, а сам в свою будку-рубку — готовить к приезду следователей собственную версию. Однако, несмотря на все потуги версия не слепилась. Была, конечно, слабая зацепка. Файнбергу что-то померещилось в уголке. Ну, если бы там злодейская морда торчала и прицеливалась, то доктору было бы незачем вглядываться и щуриться. Тут уж тикай или ори. Файнберг мог высматривать только что-нибудь небольшое, веселое, вроде крысы. Я ведь встретился в коридоре с кусочками дряни, похожей на крысиное дерьмо.