— Избушка, избушка, встань к лесу передом, а ко мне задом и немножко наклонись, — угрюмо пошутил Василий.
Они поднялись по трем шатким ступенькам крылечка и открыли незапертую дверь. Василий увидел широкую спину женщины, сидящей у низкой пузатой печки.
— Здорово, хозяйка, в интересном месте живете!.. — бодро начал он.
И сразу заткнулся. Потому что хозяйка нехотя обернулась. Круглое лицо было нелюбезным, узкие глаза прямо пробуравили вошедшего. Возраст ведьмы казался неопределенным, черты облика выдавали скорее хакасску, чем манси.
— Ты, полосатый, садись в уголок и не выпрындывайся, а то быстро поедешь назад, — сказала она глухим рубленным голосом, столь далеким от певучего говора коренных русачек.
И стало ясно, кому сидеть тихо, а кому уматывать.
— Ну, стало быть, я, как говорят у нас на флоте, отдаю швартовы и отчаливаю, — засуетился Егор. Кажется, он был рад поскорее удалиться.Умай, золотце, я тебе там картохи и яблочек привез, в сенцах оставил. Ты племянничку моему помоги, век благодарен буду.
— Ты меньше дерьма пей, тогда век дольше окажется, — бросила ему на прощание шулма.
Василий слышал, как хлопают двери, как дядя Егор разворачивает свою лошадку, поругивая ее за неторопливость. Потом послышались его понукания, и колеса заскрипели, унося телегу в цивилизованную даль.
Василий подумал, не лечь ли ему на лавку, но тут шулма его остановила.
— Сиди как сидишь. Я тебя слушаю.
Кажется, она что-то варила в котелке. Спиной она, что ли, слушает?
Неожиданно шулма встала. Была она в каком-то длинном стеганом халате, плотная, крепко сбитая, как все тюркские женщины. Этакий чемодан.
В руках у нее действительно дымился котелок. Угостить, что ли, собралась своим супом? Она стала совсем рядом, пред ним, он подумал, что расшитые чуни на ее ногах достойны даже гамбургского музея этнографии. Совершенно неожиданно она схватила Василия за чуб и ткнула его физиономией прямо в дымящуюся гущу. Жар, вонь ударили в лицо несчастного. Пискнув «ай, бля», он пробовал сопротивляться, но шулма держала его крепко своей чугунной рукой. А сам он как будто ослабел и раскис.
Но как утопающий бьется с непреодолимой силой стихии до самого последнего, так и Василий сопротивлялся долго и безнадежно. Он мучился, казалось, целую вечность, бился, задыхался, кашлял, чихал, испытывал рвотные и дефекационные позывы.
Она его отпустила, когда он почти лишился всяческих чувств. Глаза Василия стали закатываться, однако он увидел, что крыша у избы сейчас отсутствует. Пола, впрочем, тоже не было. Сразу стало ясно, что съехала крыша и у гражданина Рютина.