– Конечно. Здесь все так ходят, в отличие от Лос-Анжелеса. Там слишком много мотоциклистов – они развлекаются тем, что хватают людей за цепочки и волокут по улице. Совсем не смешно. А суп хороший.
– Пойду-ка и я за добавкой. Надо набираться витаминов, пока дают.
– Я с тобой! – встрепенулась Ким, и мы неуклюже зачапали прочь. Когда передвигаешься на роликах по траве, чтобы не навернуться, надо ставить ногу под определенным углом. Со стороны это выглядело столь же изящно, как комик Харпо Маркс, танцующий фламенко.
Тот же патлатый парень оделил нас второй порцией, не забыв присовокупить свою фирменную улыбку ангела. А вдруг они набирают людей в секту? Эта мысль меня взбодрила.
– Знаешь, как их здесь зовут? – сказала Ким, когда мы отошли от котла. – Шершавчиками.
Я с жалостью посмотрела на нее.
– Как же давно ты уехала! Да это словечко бытовало в Англии лет пять назад. А шершавчиками их зовут потому, что они редко моются.
Я принялась сдирать с себя воображаемые струпья.
– Ким… Ты еще рисуешь?
Лицо подруги мигом осунулось.
– Давно забросила.
– Но у тебя же так хорошо получалось! У меня до сих пор висит твой дикий натюрморт..
– Мне он тоже нравился. – В голосе Ким слышалась тоска. – Просто… я приехала сюда, полная планов. Надеялась, отец поможет. Он бы и помог, если б не Барбара. Не то чтобы она говорила, будто я фиговый художник, нет, но беспрерывно твердила, как трудно пробиться молодым. Вскоре и папа стал считать, что мне лучше оставить живопись. Не знаю, но я как-то пала духом. Устроилась официанткой, малевала потихоньку, но на это уходило куча денег, да и мастерской у меня не было… А потом начала ходить в спортзал и по-настоящему увлеклась. Теперь вот хочу получить тренерский диплом. – Ким приободрилась. – Ко мне уже целая очередь выстроилась, ждут, когда я смогу тренировать официально.
– Отличная профессия, – похвалила я. – И все-таки жаль, что ты бросила живопись.
Ким вздохнула.
– Понимаю. Когда я смотрю на тебя…
– Мне очень повезло, – твердо сказала я. – Сумела оседлать чужую волну. С народом вроде Лекса у меня нет ничего общего. Они все самовлюбленные концептуалисты.
– А ты самовлюбленная художница, – поддразнила меня Ким. – Кстати, собиралась тебе сказать: не называй себя художницей. Это теперь не модно.
– А как мне себя называть, художником?
– Именно. Теперь есть только официанты и актеры. Никаких официанток и актрис.
– Вперед в двадцать первый век!
– Точно!
К нам вернулось хорошее настроение.
– Ладно, пошли к мальчикам, а то подумают, что мы ведем себя, как стервы.
– А мы разве не стервы? – возмутилась я.