Увидев грозный взгляд, который метнула в него супруга, он осекся.
По лестнице грузно спускался Ратушинский. Он был растерян, лицо покрылось красными пятнами. Он все время поправлял очки, словно они были ему велики и могли упасть. Войдя в гостиную и оглядев присутствующих, Борис Алексеевич произнес:
– Вот так…
После этого он прошел к своему месту и протянул руку, чтобы взять бокал с оставшимся коньяком. Но в этот момент его руку перехватил Дронго.
– Не трогайте коньяк, – негромко сказал он.
Ратушинский взглянул на бокал, потом на Дронго и осторожно опустил бокал на столик.
– Вы думаете… – начал он.
– Да, – перебил его Дронго. – Я уверен в этом. Поэтому сядьте и ничего не трогайте.
Борис Алексеевич тяжело опустился на стул. Затем спросил:
– Значит, по-вашему, здесь произошло убийство?
– Не сомневаюсь, – ответил Дронго. – Хотя у господина Денисенко мог быть сердечный приступ. Скажите, Инна, у него было больное сердце?
– Что? – спросила женщина.
Она, очевидно, не слышала их разговора.
– У него было больное сердце? – повторил Дронго.
– Почему – было? – горько спросила женщина. – Почему было?
– У него было нормальное сердце, – вмешался Борис Алексеевич. – Язва действительно была. По-моему, у всех творческих людей бывает эта болезнь.
Он посмотрел на сестру.
– Ненормированный рабочий день, питание всухомятку, кофе, сигареты, стрессы, – подтвердила она, – все это провоцирует обострение язвы.
– Разве можно от язвы неожиданно умереть? – возразил Дронго.
– Нельзя, – согласилась Евгения Алексеевна, – неожиданный приступ возможен, но даже если серьезные осложнения, то и тогда так неожиданно умереть нельзя. Я не помню, чтобы у него были серьезные приступы.
– Тогда почему он умер? – раздраженно спросил Ратушинский. – Сидишь здесь и рассуждаешь. Может, у него приступы были по ночам и он тебе об этом не докладывал…
– Меня спросили, и я объяснила как врач, – ответила Евгения Алексеевна. – И вообще мы сейчас с Виталием уедем. Хватит с нас приключений. Мы уже натерпелись всякого. Теперь ты еще будешь спорить со мной о его приступах. Были они у него или не были… Но от язвы он не мог умереть.
– Не было, – неожиданно сказала Инна, – у него не было приступов. Только иногда жаловался на боли в желудке.
– Значит, язва у него была, – удовлетворенно кивнула Евгения Алексеевна. – А как сердце? Он жаловался на сердце?
– Нет. Нет, никогда… – Инна помолчала, потом с усилием повернула голову в сторону Ратушинской: – Иногда он принимал валидол, но сердце у него не болело.
– А врачи еще не приехали, – непонятно почему вставил Молоков.