Скончался не какой-нибудь там постаревший эстрадный певчик, на закате карьеры мешавший кокаин с водярой. Не давным-давно сошедшая с афиш и прочно забытая кинодива. Даже не телевизионщик, «мочивший» направо и налево с «голубого экрана» всех, кого закажут, но так и не сумевший как-то, на рассвете возвращаясь из ночного клуба, переварить парочку «свинцовых орехов».
Завершил свой долгий и тернистый жизненный путь Классик.
Да, да, именно Классик, с большой буквы. Умер один из тех, с произведениями которого, многократно экранизированными, еще недавно были знакомы практически все без исключения обитатели одной шестой планеты. Теперь уже не все, конечно, но большинство – те, кто к моменту начала перестройки прекратил уже пи́сать (простите за вульгарность) в штанишки. Книги его разбирали в своих сочинениях по косточкам, выискивая «партийность», «народность» или «духовность», поколения старшеклассников, к пиджаку его прикалывали и пришпиливали высокие награды Родины все без исключения почившие в Бозе и еще живые «генсеки» и «предсовмины»… Вот они, обильно разложенные на наскоро сшитых кумачовых подушечках ордена и медали, которых касались руки Грозного Иосифа, козлобородого Всесоюзного Старосты, Никиты Кукурузника, Лени-Миротворца, Идеолога, Кагэбэшника, Мелиоратора, Комбайнера и легиона прочих…
Едва ли не все из собравшихся узнали из теленовостей про смерть Классика с таким изумлением, которого редакции ведущих программ не добились бы и известием о высадке десанта «летающих тарелочек» на Красной площади или братания американского президента с Бен-Ладеном.
– Да не может быть! – ахнула в один голос страна, высчитывая в уме возраст почившего. – Сколько-сколько? А мы-то думали, что он давным-давно помер!
Отцовская квартира уже с того памятного утра превратилась в место паломничества. Вряд ли хотя бы некоторые из нескончаемой череды приезжавших, приходивших и звонивших испытывали к покойному Георгию Владимировичу какие-нибудь чувства, кроме любопытства. Просто в столице в одночасье возникла новая мода: прийти «поклониться» усопшему Классику. Поучаствовать, так сказать… Не посочувствовать. Нет, именно поучаствовать. В тусовке под названием «прощание».
Для Владислава все эти дни прошли словно в полусне. Нескончаемые пожимания рук и суровые объятья от мужчин, слезливые поцелуи от женщин, любопытные детские взгляды. И дежурные, равнодушно-пустые соболезнования, соболезнования, соболезнования… В душе Сотникова-младшего словно оборвалось что-то важное, что-то делавшее его человеком. Оборвалось вместе с биением пульса отца, превратив в ходячий манекен, в робота, в заводную куклу, отвечавшую, пожимавшую протянутые ладони, выходящую к особенно важным гостям…