В то время как Слово — сущность, творящая себя-большее.
7
Люди жили в мифе до познания. Разрушение мифа стало историей сознания. Полная реконструкция мифологического сознания невозможна — в результате абсолютной необратимости события разрушения мифа. Всякая попытка такой реконструкции имеет смысл только в рамках анализа события чтения мифа.
Я далек от мысли, что сейчас мне удастся хоть сколько-нибудь внятно описать устройство мифа. Я сделаю это лишь в той мере, в какой будет достаточно для выявления связи между природой рефлексии, лежащей в корне познания, и алгоритмической проекцией сознания — основой машинной парадигмы. Потому что в разрушении мифа знанием кроется тайна разрушения Слова на буквы, Числа на цифры.
Вообще не замечали ли вы, что злу пристало носить признак механистичности, маску рациональности, обусловленности, которая зачастую придает ему глянец, — в то время как добро — иррационально и невозможно?
8
Миф похож на яйцо, внутри которого, помимо цыпленка, находится также и весь мир, включая курицу, которое это яйцо снесла.
Пространство мифа компактно. То есть оно конечно и содержит в себе свою границу.
Избегая топологического способа выражения, можно сказать, что пространство мифа целиком познаваемо, т. е. все населяющие его объекты уже названы и носят имена только собственные.
Миф — это царство тождественности, неразличенности.
О яйце и неразличенности говорится в космогонии Эмпедокла. В комментарии Филопона к «О возникновении и уничтожении» читаем:
«При господстве Любви (Любовь и Вражда — две постулированные Эмпедоклом нематериальные, но пространственно протяженные силы, первая из которых соединяет, а вторая разъединяет элементы — коих четыре вида, — составляющие, по Эмпедоклу, естество. — А.И.) все вещи становятся Одним и образуют бескачественный Шар (Сфайрос) <…> таким образом, что все элементы не сохраняют в нем (в Сфайросе) своеобразия, и каждый из элементов теряет присущую ему форму (эйдос)». А в комментарии Симпликия к «О душе»: «Богом, по Эмпедоклу, Аристотель называет Сфайрос <…>».
В пределе в мифе нет ни этических, ни каких-либо еще оценок, так как суждение суть различающий признак.
Мир мифа не дискретен. Топологически выражаясь, пространство мифа непрерывно.
Следовательно, мир мифа не осмыслен. В нем нет никакого Знания.
Миф — царство Непрерывности, столпа топологии, науки о пространстве. О любом пространстве.
Имя в мифе — само миф. Оно — часть, и оно целое.
Все, что внутри мифа, — не враждебно, поскольку названо. Все, что снаружи, — не существует, поскольку граница принадлежит пространству мифа. Оно предельно удобно, уютно, приветливо. Как утроба. (В этнографии архаичные представления о рае сосредоточены на чем-то темном, влажном и теплом. Вроде ночного купания нагишом поблизости от Гурзуфа, когда светящийся планктон вокруг струится и удваивает, лаская, тело.) Разрушение мифа (из него изгнание) подобно катастрофе рождения. Со всеми вытекающими из него последствиями родовых травм и эхом трагедии болевого, психического, экзистенциального стресса.