— Коленька, милый, что с тобой, — донесся до его сознания испуганный голос, вырвавший его из сладкой дремы.
С трудом открыв глаза, он увидел рядом с собой Ирину, которая с силой трясла его за плечо.
— Тихо, тихо, — прошептал он пересохшими губами. — Со мной все хорошо. Успокойся.
— Слава Богу! — Ирина даже перекрестилась. — В тебя словно дьявол вселился. Ты метался по кровати, стонал, все губы в кровь искусал. Я тебя полчаса не могла добудиться. Что это было, Коль? Что вообще с тобой происходит?
Николай приподнялся на локтях и с силой потряс головой. Каждое резкое движение отзывалось острой болью в висках. Он посмотрел на Ирину и попытался улыбнуться.
— Кажется, сегодня ночью мы с тобой немного перестарались. У меня все тело гудит и стонет. Думая, нам опасно расставаться на такое длительное время.
— Бедненький ты мой, — Ирина положила влажную ладонь на влажный лоб своего любимого. — А я ведь тебе вчера говорила, что ты еще слишком слаб для таких нагрузок. Но ты меня не послушал. Вот и результат. Лоб очень горячий. Боюсь, что у тебя температура поднялась. Сейчас градусник принесу.
— Градусник мне не поможет, — игриво проворковал Николай и притянул Ирину к себе. — Во мне бушует страсть, а это чревато повышением температуры и даже бредом. Ты разве не знала? И единственная, кто может мне помочь — это ты.
— Дурак, — прошептала Ира, отвечая на его поцелуи.
Ира уснула почти сразу, как только ослабли его объятия. Он долго любовался своей любимой девушкой, нежно поглаживая ее по волосам и вдыхая ее родной запах. Николай пытался вспомнить свой сон, ему казалось, что это очень важно. Но в памяти всплывали лишь какие-то обрывки, неясные очертания. Отчетливо помнился только острый запах тайги, чистый, волнующий, едва уловимый.
Николай всегда любил лес. В детстве он часто ходил с дедом за грибами, строил шалаши из веток с ребятами. Их городок тайга обступала со всех сторон, человек жил в тесном взаимодействии с природой. В Москве он очень тосковал по зелени, прогуливаясь по серым улочкам, морщась от нестерпимой вони выхлопных газов, сторонясь вечной суеты мегаполиса. Но со временем привык. И теперь его легкие не справлялись с таким обилием кислорода, он буквально задыхался невероятно чистым ароматом первозданной природы. Николай понимал, что всегда будет скучать по своей малой родине, но также четко знал, что больше никогда сюда не вернется. Слишком тесно ему было в Абакане, слишком мало возможностей давал этот городок, слишком неприглядную жизнь предлагал ему. А он с детства был очень амбициозным. Наверное, пошел в мать. Она всегда ненавидела родной город своего мужа. Он привез ее из Санкт-Петербурга совсем девочкой. И долгие годы она очень жалела о том, что когда-то уступила ему, бросила актерские курсы и помчалась за любимым в Сибирь. Сколько Николай ее помнил, столько он слышал ее приглушенный плач по ночам. Она не смогла самореализоваться в маленьком городе, а это очень важно для творческого человека. Он был уверен, что умерла мама не из-за того, что у нее было слабое сердце, а от тоски, в какой-то момент ставшей нестерпимой. За это он ненавидел Абакан, ведь это он отнял у него мать, самого родного и любимого человека. Отец тоже не смог остаться в этом городе. Через месяц после ее смерти он уехал в Санкт-Петербург. Перед отъездом Николай спросил его, почему он не сделал этого раньше, почему столько времени мучил свою жену, ограничивая ее тонкую натуру столь тесными для нее рамками. Тогда он ответил, что очень боялся ее потерять. Восемнадцатилетний Николай не понял своего отца. Он отшатнулся от него, как от прокаженного, болезненно ухмыльнулся и попросил забыть его о том, что у него есть сын.