— Гуляете. А я думаю, где пропадает наш директор? — весело заговорил Захар, продолжая внимательно присматриваться к нему. — Теперь в поле — рай. Есть все-таки бог на свете, несмотря на мою антирелигиозную пропаганду! Как хлеба, понравились?
— Ничего хлеба.
— Мы теперь и без наглядной агитации выполним свой план.
Витковский давно привык к тому, что этот старый профессиональный партработник, знающий цену и пропаганде и агитации, любил подтрунивать над собой.
Они шли по тротуару, проложенному вдоль палисадников, едва успевая отвечать на поклоны празднично одетых мужчин и женщин.
— Заехал я вчера в межколхозный дом отдыха «Степной маяк», — рассказывал Захар. — Место живописное. Горки, река, лес. Правит этим сказочным царством-государством бывший инструктор обкома. Спрашиваю его, как идут дела. Отвечает, посмеиваясь: «В том и беда, что у нас тут заняться нечем. Приедет, скажем, известная доярка, поживет денек-другой, а на третий заявляется в контору, требует какой-нибудь работы. Хоть ферму строй при санатории!..» Не привыкла, не привыкла отдыхать матушка-деревня. Вся жизнь в труде, в заботах, особенно у женщин, которые разве лишь на свадьбе и погуляют вдоволь. Терентьев вас, кажется, приглашал сегодня?
— Приглашал.
— Надо пойти, Павел Фомич. А то обидится. Пусть это будет, что называется, свадьба с генералом!
Витковский промолчал, покосившись на Захара. Тот выглядел сейчас прочно сбитым крепышом. Круглая лысинка, потемневшая от солнца, была искусно замаскирована прядкой выцветших волос. На лацкане пиджака поблескивал орден Отечественной войны, полученный за хлеб. Витковский в шутку называл его п ш е н и ч н ы м, вспоминая каждый раз, как в далекие времена один рубака, преподаватель кавалерийской школы, всегда выделял среди боевых орденов к р о н ш т а д т с к и е, которыми, по его мнению, слишком щедро награждали участников подавления мятежа.
— В том же «Степном маяке» встретил я знакомого тракториста, — продолжал между тем Захар. — Разговорились. Мы, говорит, живем теперь в своем колхозе на городской манер: перешли на денежную оплату, и если выпиваем, то в день получки, как рабочий класс! Тут у нас говорит, уже исчезла противоположность между городом и деревней!
«Нет, не знает, — успокоился Витковский, думая о своем. — Значит, брат ничего не сказал ему. А лучше бы сказал».
— Я вижу, что вас сегодня ничем не проймешь.
— Что-то сердце пошаливает. Пойду-ка я домой, поваляюсь.
Но Терентьев, увидев их еще издали, вышел на тротуар, поднял левую руку вверх, а правую энергично выбросил в сторону своего нового дома с резными наличниками, указывая им, как регулировщик, куда следует заворачивать. Пришлось завернуть, тем более что на помощь отцу поспешил сын-жених, отменный слесарь ремонтной мастерской.