— Я не боюсь медуз.
— А я, признаться, теряюсь в море, когда они начинают приставать со своими ласками! Что, смешно?
— В нашем санатории отдыхал один старый полярник, так он тоже терпеть их не мог.
— Понятно. Мужчины всегда оказываются в смешном положении. Под пулями выстаивают, а пустячков побаиваются.
— Не знаю. Может быть.
— А вы понаблюдайте.
Он безо всяких церемоний снял тяжелое драповое пальто, достал из карманов коробку конфет и бутылку дорогого вина.
Наталья осуждающе качнула головой.
— Не сердитесь, надо же отметить ваше возвращение из отпуска. Чем богаты, тем и рады.
— Напрасно вы... — сказала Наталья и вышла.
Пока она была на кухне, он сосредоточенно разглядывал фотографию, на которую в прошлый раз не обратил внимания. Как ни старался этот юноша выглядеть строгим, даже суровым, предательская улыбка все равно светилась в его глазах и, затаившись в уголках поджатых губ, готова была немедленно расплыться по всему лицу. На вид еще подросток, а уже в полевых погонах с двумя звездочками. Где же ты выпустил из рук свой маршальский жезл?.. Ничего не поделаешь, лейтенант, у каждого своя военная судьба.
Витковский обернулся — в дверях стояла хозяйка.
— Это он?
— Да, — сказала Наталья, не любившая говорить с мужчинами о муже.
— Совсем мальчик.
— Теперь бы ему исполнилось сорок.
«До сих пор отсчитывает его годы», — подумал Витковский.
— А у меня жена утонула в Западной Двине, уже после войны, — сказал он, недовольный тем, что начал разговор о мертвых.
Наталья вопросительно взглянула на него.
И ему пришлось, хотя бы очень кратко, рассказать о катастрофе речного парохода. Павел Фомич тоже не любил говорить с женщинами о своей жене, но по другой причине: он плохо скрывал свое равнодушие к Юлии. Однако, рано или поздно, надо отчитываться за прошлое. Сейчас он даже увлекся сверх всякой меры, подбирая слова, достойные трагического случая. Так он и в самом деле мог показаться Наталье однолюбом, прожившим целых десять лет вдовцом.
Она не спрашивала его больше ни о чем, чтобы не выглядеть слишком заинтересованной, хотя какое-то чувство понуждало ее спросить еще, еще. «Неужели ревность?» — подумала Наталья.
— Извините, я на одну минутку...
Выйдя на кухню, она метнулась к зеркальцу, висевшему над умывальником, и стала придирчиво рассматривать себя. Боже мой, раскраснелась-то! Румянец проступает сквозь загар. Что же это такое: настоящая любовь или просто бабья дурь? Она присела на табуретку, чтобы немного успокоиться. Но его мерные шаги в соседней комнате гулко отдавались в ее сердце: один шаг — два удара, один шаг — два удара. Встала, умылась, чуточку попудрила лицо и, преодолевая озноб, пошла к нему.