В России всегда было иначе. Ни одно революционное движение в мире не имело в своих рядах так много представителей вполне имущественно благополучных семей, как это было в России. Не говоря уже о декабристах, в рядах «Земли и воли», например, был наследник огромного богатства Дмитрий Лизогуб, который все свои миллионы передал на дело борьбы за народную волю и социальную справедливость.
Лизогуб был повешен в Одессе в возрасте 28 лет. А мог бы спокойно жить на каком-нибудь личном острове в тёплых морях.
Пример Лизогуба лишь наиболее впечатляющ, но далеко не единичен. И уже вскоре на смену народовольцам должны были прийти их более последовательные преемники. И тоже в немалой своей части — из среды имущих классов. Так, в год казни Лизогуба сыну действительного статского советника (штатский генерал) Ильи Николаевича Ульянова — Владимиру исполнилось восемь лет. Дочери придворного генерала Домонтовича — Шурочке Домонтович, будущей сподвижнице Ленина и Сталина Александре Коллонтай, исполнилось шесть.
Их время было впереди, но — и не так уж далеко.
Такая особенность России получила интересное преломление в эпиграмме, принадлежащей перу московского генерал-губернатора Ростопчина (того самого, которому приписывают московский пожар при Наполеоне). В его родословной, к слову, тоже числится — по справке Разрядного архива — «выехавший к великому князю Василию Иоанновичу из крымских татар Борис Фёдорович по прозванию Ростопча».
Граф Ростопчин с сарказмом вельможи писал:
В Европе сапожник, чтоб барином стать,
Бунтует — понятное дело.
У нас революцию делает знать.
В сапожники, что ль, захотела?
Позиция Ростопчина объяснялась просто: он был графом, то есть — «хозяином жизни» по «праву» рождения, мог прожить всю жизнь безбедно, не ударив палец о палец, и иной жизни не желал — если не для себя, то для своего класса во всяком случае. Поэтому Ростопчин искренне не мог взять в толк, как это можно не просто добровольно отказаться от «прирожденных» привилегий, но отдавать саму жизнь за дело уничтожения этих привилегий.
В «сапожники», то есть в число тех, кто получает право на жизнь лишь в том случае, если каждый день зарабатывает это право своим трудом, ростопчины идти не желали. Максимум, что они могли, — это в светских салонах «с чувством» декламировать Гёте:
Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день идёт за них на бой…
Сказано красиво, но была ли у российской (как, впрочем, и у любой другой) «белой сволочи» потребность и необходимость каждый день идти за жизнь на бой? Нет, конечно! У неё не было внутренней потребности идти на бой за что-либо вообще. Однако не одни же ростопчины составляли Россию. Поэтому лучшая часть российских «верхов», озарённых солнцем удачи