В комнате царствовала кровать — на высоком помосте, окруженная длинными свечами, со всех сторон освещавшими ее, как алтарь. Табризия вспомнила Шеннон, сказавшую однажды:
— Трус умирает тысячу раз, герой умирает однажды.
Она шагнула вперед, полная решимости покончить с этим как можно скорее. Старик в кровати жестом поманил ее. Девушка осторожно подошла, думая, удастся ли когда-нибудь ей пробудиться от этого кошмара. Она коснулась коленями кровати, и Абрахаме откинул одеяло, представ перед ней голым. Воспоминания о другой постели, где был Парис, нахлынули на нее. Сравнение было столь нелепым, что она нервно засмеялась. Резкий удар в лицо вернул ее к реальности, заставил вновь посмотреть на мужчину. Страшный, как мертвец, с пергаментного цвета сморщенной кожей, он был совершенно безволосым, только несколько волосинок торчали на руках.
— Зачем Дональд одел тебя в рубашку, из которой видны груди? Он же знает, женская плоть отвращает меня, — пожаловался он.
Табризия стояла, как загипнотизированная, будто на нее смотрела кобра, готовая ужалить. Внезапно ее охватило любопытство. Она наклонилась вперед. Где же то, что она уже видела однажды и что так потрясло ее в обнаженном Парисе? И тут до нее дошло: мужчины не одинаковы. Она вышла из гипнотического состояния, когда старик потянулся к ней рукой и заставил взяться за отвисшую плоть. Не отпуская ее руку, он двигал ею, стараясь возбудиться. «Не слишком успешно, — подумала Табризия, — не больше, чем на дюйм…».
— Быстрее, — велел он, — я должен суметь справиться с твоей девственностью. Твоя кровь — единственное, что может вылечить мою болезнь.
И вдруг она поняла, зачем ее купили в приюте. Все стало ясно, когда она соединила разрозненные части головоломки. Она вздохнула и с притворным сожалением произнесла:
— Слишком поздно, слишком поздно! Вся моя девственная кровь вылилась на простыни Разбойника Кокберна!
В ужасе он отпрянул, будто его ошпарили кипятком. И тут другая мысль осенила Табризию. Она схватила свечи и швырнула в кровать. Альков, на котором она должна была пасть жертвой, запылал, как костер. Но не она была в этом пекле.
Старик звал на помощь, пронзительные вопли разносились по всему дому, ее чуть не сбили с ног кинувшиеся на помощь слуги, но паника и суета сослужили ей добрую службу. Приподняв подол ночной рубашки, путавшейся возле щиколоток, Табризия понеслась, как помешанная, вниз по лестнице, на первый этаж. Она выскочила через главный вход в ночь, на улицу. Холодный воздух ужалил почти нагое тело, заставляя стремительно соображать, чем поскорее прикрыться и где спрятаться. Она взглянула наверх, там языки пламени вырывались из окна спальни. Пробежав за домами, она влетела в конюшню. Теплая испарина от лошадей и навоза заполнила ноздри, лошадь тихо зафыркала, потом гортанно заржала. Табризия надеялась, что животное не разбудит остальных и они не выдадут ее. Внутри стоял кромешный мрак, девушка ничего не видела. Она хотела найти хотя бы попону — в нее можно завернуться.