— Рики, я тебя люблю.
— Ага.
— Нет, ты должен ответить: «И я тебя люблю, Эми».
— И я тебя люблю, Эми.
Она прижала его к себе. «Да. Да. Да». Несколько месяцев назад она почувствовала бы себя иначе. Но теперь они с Рики были связаны. И даже если сейчас, в год Душителя, он может предложить ей лишь обаяние и крепкую спину, Эми скажет, что этого довольно. Ей казалось, что общественное настроение — истерия по поводу убийцы, эгоистичный, подлый, инстинктивный страх, который охватил всех вокруг, — имеет и свои плюсы. То, что происходило в Бостоне, несло с собой прозрение: Душитель показал людям, что в стаде спасения нет. Все уязвимы. Смерть может нанести удар внезапно, как пуля Освальда. Если это так… Да, да, да, она хочет Рики любой ценой.
— Ну же, пошли! Послушаем музыку, и ты развеселишься.
— Ладно, — ответила Эми.
Рики засуетился, кинулся искать ее пальто и сумочку, пока она не передумала. Потом взял фигурку Христа.
— Возьмем его с собой?
Эми покачала головой.
— Отличное прикрытие. — Рики снова бережно поставил фигурку на стол. — Знаешь, а я было на минутку подумал, что ты ко мне неравнодушна.
— Ошибаешься, — сказала она ему в спину.
Главный суд Суффолка, четверг, вечер
Иногда в зале суда возникало такое настроение, как будто эти люди не были противниками. Они были командой — судья, адвокат, секретарь — и защищали разные позиции, вместе двигаясь к общей цели. Исход дела был ясен. Оставалось лишь свести концы с концами и произнести нужные слова. Негласно об этом знали все. Нечто подобное чувствуется в преддверии выходных или каникул, особенно летних, по пятницам, когда все торопятся поскорее управиться. В речах адвокатов звучала апатия. Они обращались друг к другу дружелюбно и в старомодной манере — «собрат» — и произносили знакомые формулы быстро и с явным наслаждением. Это все были «свои люди», специалисты, и они подводили дело к концу.
Майкл, который наслаждался этими минутами командной игры, мгновениями перемирия, говорил без бумажки, сунув руку в карман пиджака — в стиле Кеннеди.
— Это сложное дело, и штат с пониманием относится к ситуации, в которой оказались мистер и миссис Кавальканте. Но, опять-таки, существуют установившиеся нормы права. Как и большинство старых построек в Уэст-Энде, дом Кавальканте был отчужден государством как частная собственность. Срок аренды Кавальканте был немедленно прекращен в силу действия закона, и у них нет никаких оснований возражать относительно Пятой поправки… — Майкл слышал собственный голос, негромкий, бесстрастный. Они уже неоднократно проходили через эту процедуру и с другими стариками из Уэст-Энда. Он подумал, что вечером зайдет в парикмахерскую, и заговорил быстрее: — Давайте перейдем к требованиям истцов. Во-первых, несправедливо обвинение в том, что применение правительством права отчуждения частной собственности неправомерно, поскольку это приносит доход частному застройщику. Если Фарли Зонненшайн сможет заработать, перестраивая Уэст-Энд, да будет так. Проект служит широким общественным интересам, превращая запущенный кусок Бостона, настоящие трущобы, в новые районы, с очевидной выгодой для города. Что касается того, что Кавальканте получили недостаточную компенсацию, не окупившую стоимость переезда, то с этой жалобой им следовало обратиться в департамент перепланировки. Суду хорошо известно, что департамент прилагает огромные усилия, помогая жителям Уэст-Энда перебираться в новые дома. Таким образом, за отсутствием обоснованных претензий мы можем лишь посочувствовать Кавальканте, но не в силах что-либо для них сделать. Им придется переехать. Суть государственного права отчуждения в том, что иногда приходится приносить небольшие жертвы ради всеобщего блага. И «не спрашивай».