Несомненно, в другое время Джордж Уомсли ни за что не согласился бы возглавить департамент отчуждения собственности. У него имелся выбор — он был кузеном и другом поэта Лоуэлла, бездельником-джентльменом, из тех чудаков-янки, которые интересуются и негритянской музыкой, и парусным спортом, и восточным мистицизмом. Уомсли обрел почву под ногами уже после окончания военных действий, в качестве адъютанта в американском секторе Берлина. В хаосе 1945–1946 годов энергичный эрудит Джордж Уомсли отлично справлялся. Он говорил на трех языках, наслаждался притонами на Кудамм и импровизированным баром на руинах отеля «Адлон». Он коллекционировал антиквариат, выменивая его на солдатские консервы и сигареты. Вернувшись в Штаты, Уомсли отправился в Гарвард, на сей раз в юридическую школу, решив, что юриспруденция может стать для него верным средством для достижения многих целей. А потом он буквально заразился идеей Нового Бостона — еще одного города, который нуждался в перепланировке. Это стало очередным проектом, где его энергия могла бы найти себе применение. Сейчас Уомсли заинтересовался модернистской архитектурой — он подумал, что в один прекрасный день может поступить в архитектурный колледж.
Майкл не знал, как относиться к Уомсли. Он смотрел на своего босса с любопытством, словно на странную экзотическую птицу из далекой страны, о которой ходят всякие слухи. Уомсли тоже считал Майкла чем-то экзотическим — сын полицейского, ярый приверженец лаконичного стиля, слегка нудный, но все-таки выпускник Гарварда, человек, которого стоит иметь рядом с собой. Уомсли сделал Майкла своим помощником, и тот испытывал благодарность, даже привязанность к своему сумасшедшему, но тем не менее гениальному боссу.
Тем же вечером, когда Майкл вошел в кабинет, он немедленно увидел Уомсли. Шеф сидел в кресле, лицом к столу генерального прокурора, и со спины Майкл видел только его тощие скрещенные ноги. Уомсли распрямился и изогнулся, чтобы взглянуть на вошедшего через спинку кресла, как ребенок.
— А, Майкл! Незаменимый человек.
Генеральный прокурор Алван Байрон вышел из уборной, вытирая руки бумажным полотенцем.
— Незаменимыми людьми полны кладбища. Так сказал де Голль.
— Очень жизнеутверждающе, — отозвался Майкл.
Алван Байрон был рослый мужчина, с грудной клеткой, похожей на бочонок. В противовес нынешней моде он предпочитал большие воротнички, отложные манжеты и остроконечные лацканы. Старомодные костюмы как будто делали его человеком ранней, более шикарной, эпохи. Будучи шотландцем на четверть, Байрон тем не менее пользовался большой популярностью среди чернокожего населения округа, и его карьера с огромной скоростью набирала обороты. Алван Байрон олицетворял собой Бостон.