Ваша, Вольт Платоныч, идея. Мне бы такое и в голову никогда! Я, конечно, очень расценил, что вы так высоко обо мне думаете, будто я могу, но какой же я писатель?
Ну как можно упираться, когда такое замечательное дело?!
Перестаньте, при чем здесь «писатель»! Никакой вы не писатель, слава богу, а запишите то, что с вами было. То, что рассказывали здесь. И чего не рассказывали пека — тоже.
— «Запишите»! Говорить — оно просто, язык сам вертится, его смазывать не надо. А записывать…
— Вам бы только что попроще! Я о вас лучше думал, Егор Иваныч, честное слово. Постараться надо! Взять да постараться, заставить себя! Меньше о своих болячках думать! А то слишком много к ним внимания, вот и разошлись, разболелись! Как балованный ребенок: чем больше утешать, тем громче ревет. Избаловали вы их, болячки свои!
Обыкновенные слова. Весь секрет: как их сказать! Вольт и сам не имел права ни на секунду в них усомниться. В такие минуты он приходит в восторженное состояние — словно летит с горы на лыжах: не остановиться, не перевести дух.
— Да вы понимаете, что такое — солдатские записки?! Генералы столько написали, что, если посмотреть в библиотеке, подумаешь, что генералов больше, чем солдат. Это ж будет такой документ! А вы не хотите постараться… Да, еще такой вопрос: вы хоть раз болели на войне? Гражданской болезнью?
Нет, Вольт Платоныч, не до того было.
— Вот! Попали в самую точку: не до того! Когда вся жизнь в одной мысли, в одной цели, тогда не до того! И если сейчас начнете по-настоящему стараться, чтобы все мысли об этой работе, снова станет не до того. Не до гражданских болезней. Ведь понятно же, да?
Старик Мокроусов торопливо закивал головой: Понятно, Вольт Платоныч, очень понятно. Да не умею же я! Языком болтать — оно проще.
— Чушь! Буквы знаете? А больше ничего не надо. Только чтобы такими же словами, как здесь Марине. Такими же! Чтобы не старались красиво да правильно! Так и запомните: всякая ошибка, всякая неграмотность вам в плюс, а всякое красивое слово — в минус. От красивых слов только хуже пойдут язвы!..
У старика Мокроусова трофические язвы на голени.
— Поняли? Чтобы ни одного красивого! От красивого слова сразу новая язва. Тетрадка есть?
Была еще одна причина, почему Вольт так яростно требовал, чтобы старик Мокроусов записал свои фронтовые случаи. Подспудная, никак к Мокроусову не относящаяся. Вольт как бы переключал на старика Мокроусова то, что хотел бы сказать отцу. Хотел бы, но не мог, по их теперешним отношениям. Хотя отец вовсе не похож на старика Мокроусова: этот на всю жизнь так и остался солдатом, а отец — вылитый генерал. Как говорили когда-то: статский генерал.