Вольт уже перешел к массажу. Крамер блаженно бормотал:
— Уходит… уже уходит…
Тут некстати зазвонил телефон. Надо было выключить: какое, к черту, внушение под аккомпанемент телефона! Но теперь уже делать нечего, Вольт взял трубку:
Нейрофизиология.
— Комаровского!
Вот так — без «пожалуйста» или «будьте добры». Да и неприятно, когда тебя не узнают по голосу. Он-то узнал сразу: Поливанова. Но не стал ей сообщать о своем узнавании.
— Это я.
Поливанова. Вольт Платоныч, зайдите ко мне, пожалуйста.
На этот раз все же с «пожалуйста», но тон приказа. Не любит Вольт такой тон, а потому допустил чуть заметную непочтительность: Прямо сейчас?
Да уж, потрудитесь прямо сейчас.
Через пятнадцать минут, Ингрида Игоревна: у меня заканчивается эксперимент, не могу мгновенно бросить.
И, положив трубку, улыбнулся Крамеру, как сообщнику:
— Слышал? Ты — эксперимент. Давай-ка, заканчивайся успешно.
— Раскомандовалась Ингрида. Будто все мы уже ее ингредиенты.
Ингредиентами в институте издавна зовутся сотрудники Ингриды Игоревны Поливановой — сначала из ее лаборатории, потом из отдела. А скоро, возможно, и все здесь в ИМИ станут ингредиентами, поскольку фактически она уже директорствует при престарелом Никите Дмитриевиче Корсунском, а когда Никите Дмитриевичу устроят семидесятилетний юбилей и торжественно выпроводят на пенсию, то сделается директором и де-юре. Директрисой…
Нетрудно было снова приняться массировать голову Крамеру, труднее — отключиться от мыслей, взбаламученных телефонным звонком: что означает внезапный вызов — неприятности или удачу? Но отключиться было необходимо, потому что, не отключившись от любых посторонних мыслей, не сосредоточившись на внушении, головную боль не снимешь. И Вольт — не без усилия — решительно отключил мысли о звонке Поливановой, о предстоящем разговоре: какой бы он был психолог, как бы он мог рассчитывать достичь собственного максимума, если бы не умел элементарно сосредоточиваться! Специально тренировался в свое время: внимание надо тренировать, как мускулы.
Крамер, напрягшийся было во время телефонного разговора, снова расслабился, забормотал:
— Уходит… совсем уходит…
Вольт сделал резкое движение, будто сдернул какую-то невидимую завесу:
— Все!
Саша Крамер поднял свою белокурую голову, украшенную редеющими локонами, посмотрел немного растерянно:
— Да, правда: все.
Ну, трудись. И помни: кто поздно ложится, подрывает устои — под самим собой.
Крамер только вяло улыбнулся и, кажется, снова собрался рассказывать про поздние работы своей Татьяны, но Вольт не стал слушать. Пошел.