Михаил Пришвин.
Эта победа над хамом в общем моем деле писателя — плохая победа: в одну собаку камень хорошо попал, но она завизжала и созвала целую стаю других. Повторяю тебе, писатель Пришвин, будь осторожен, носа в общественность не суй до поры до времени, не стреляй из пушки по кнопкам.
Несколько дней жары. 13-го сильный холодный дождь на весь день. 14-го солнечный холодный день, похожий на сентябрьский. 15-го с утра дождь.
<На полях> на смех критику. Козочка («острая жалость». Спаситель — упрек).
В среду 13-го ездил в Москву по телеграмме Тихонова. Было назначено свидание у Горького об организации газеты или журнала. Слышал имена Ольденбурга и Базарова. Дожидаться не стал вечера и уехал. Мне показалось, что все волнение вокруг Горького уже проходит и скоро он должен будет явиться перед нами в оконфуженном виде.
В ночь под 13-е был обрадован повторным сном о моей невесте на Захарьевской. Я очень боялся, что после высказанного в «Кащеевой цепи» о невесте сон больше не повторится и душа моя останется мелью. Правда, как-то жутко остаться без этой тревоги после 28 лет! Мне привиделась в этот раз их квартира на Захарьевской, пустая комната с единственным диваном. Но в то же самое время это и не квартира на Захарьевской, это зала большого особняка в Калуге, превращенная теперь в какое-то учреждение. Сижу на диване в пустой квартире на Захарьевской и в то же самое время за столом в той зале. Рядом со мной ее старшая сестра (которой в действительности у нее не было). Прежняя моя Варя теперь называется Пашей, и она то покажется, то исчезнет. Сестра ее знает мои чувства к ней и говорит: «Какая хорошенькая Паша!» Весь сон этот, как и прежние, как бы плывет в потоке тончайшего эротического потока, похожего на ласки лучей солнца после морозного утра весной света в конце февраля. Понимаю жизнь мою в свете этого возвратного сна как революционный эрос.
В течение этих последних двух месяцев пережил чувство к Козочке от «острой жалости» к ней с сопровождающей готовностью подвига для спасения женщины «другом». Этот подвиг выразился в посылке денег и нескольких поэтических письмах. Вместо встречи и удовлетворения чувства в половом общении довольствовался ее глупенькими письмами, после чего как реакция на «острую жалость» и «спасение» явилось скрытое презрение к ее предшествующему нашей встрече поведению. (Человек из подполья).
<На полях> Из острой жалости рождается «чистая дружба». (Надо много думать об этой психике).
14 Июня. Петя уехал в Питер.
Была встреча с С.>{26} на Кузнецком под дождем. Затащила меня во двор. Едва от нее вырвался! Зовет ужасно к себе, уверяет, что у нее никаких претензий кроме дружбы. Знаем мы эту дружбу! А ведь когда-то переживал с ней всю «комедию любви». Горе мое, что ни одна из встреченных мною женщин не оставляет во мне после всего уважения к себе, ни одна не вошла в лабораторию моего сочинительства как помощница, умная, с тонким вкусом к искусству, да зачем как помощница (вероятней всего это только помеха и происходит от жажды читателя-друга, удовлетворить этот запрос души, перестал бы и писать), нет! — как сложность