Могильщики уже кончали работу и тяжело дышали от усталости. Он отвернулся, не желая больше смотреть на чернеющее углубление — печать смерти на земле, и обвел взглядом покойное, залитое солнцем кладбище. Шорох листьев действовал на него гораздо лучше, чем шум, производимый работой могильщиков. Однако он продолжал пребывать в угнетенном состоянии духа и подумал, не это ли влияет сегодня на его восприятие леса. Викарий никак не мог отделаться от ощущения, что за ним наблюдают. Может, сказывается переутомление? Может, поэтому ему кажется, что дюжина глаз следит за ним из-за деревьев, словно раздевает его и заглядывает в самую глубину его неправедного "я"?
Он помахал головой, желая избавиться от неприятного ощущения, пока оно не сломило его волю. И все-таки в последнее время лес переменился. Никто из его прихожан не говорил ему об этом, но он-то видел странные глаза лесничих. Замечал, как внимательно они вглядываются в подлесок.
Он смотрел вдаль и хотел заглянуть еще дальше. Кто-то там есть? Да нет, это ветер. Он должен покончить со своими дурными мыслями, взять себя в руки. Эппинг-форест и его обитатели — вот его жизнь. Он любит лес. Но почему он вдруг показался ему опасным?
* * *
Брайан Моллисон, широкоплечий, с крепкой грудной клеткой и мощными бедрами мужчина сорока лет, ненавидел свою мать и питал отвращение к детям, которых ему приходилось учить. Если бы он женился — если бы его мать позволилаему жениться, — он бы, наверное, сумел избавиться от своих проблем. Любовь и сексуальное удовлетворение смягчили бы или, по крайней мере, отвлекли бы его от патологических наклонностей. А может, и нет.
Это началось, когда он был еще подростком, но ему удавалось хранить свою тайну от окружающих. Лучше всего были укромные уголки, куда редко заходили люди и где ему не грозила никакая опасность. Шли годы, и в конце концов он понял, что этого ему уже недостаточно. Чего-то не хватало. Потом он понял, чего именно. Опасности. Или, точнее, возбуждения от ощущения опасности.
Проблема заключалась в том, что ему нравилось обнажать свое тело, или, опять же точнее, гениталии. Сначала его совершенно удовлетворяло делать это на природе в укромных местечках, но показывать себя людям оказалось куда более возбуждающим. Он обнаружил это в один прекрасный день в новой школе, куда был назначен учителем физкультуры. Его мать — глупая корова — забывала следить за резинками в его спортивных костюмах, и, когда он показывал мальчикам (дело было в мужской школе), как надо кувыркаться в воздухе, приземляясь на корточки, тридцать раз без остановки, штаны у него упали до колен, к великой радости учеников. Наверное, это стало началом, по крайней мере, в этой школе, но на ребят он тогда здорово накричал. Правда, он не столько рассердился, сколько хотел скрыть смущение, потому что понял, натянув штаны, что испытал неизвестное ему до тех пор наслаждение. Ну что ж, не стоило жалеть о случившемся. Продолжал он злобствовать или были другие причины, неизвестно, но в школе его очень не любили, и, если бы не его мать, его вообще бы никто не любил.