Возле стеклянной двери было окно во всю стену, создававшее впечатление стеклянной стены. Крыса подбежала к нему и ударилась в него. Оно не поддалось. Тогда она вложила в свой удар все оставшиеся у нее силы. Пендер уже слышал сирену, этот ни с чем не сравнимый звук, который становился все громче с каждой секундой. Крыса отвернулась от окна и бросилась к ним. Пендер готов был сразиться с ней, но она остановилась на полдороге и вновь рванулась к окну. На этот раз окно разлетелось, и она исчезла в ночи, оставив на стекле клочья шерсти и пятна крови.
— Господи, Лук. Она такая страшная! Такая страшная! Дженни привалилась к его спине, а он боялся оторвать взгляд от дыры в окне: как бы в нее не полезли другие крысы.
— Лук, сюда, быстрее!
Это Уилл звал его из тьмы коридора.
Пендер взял Дженни за руку и повел ее за собой.
— Что? — спросил он, подойдя вплотную к скорчившейся у двери фигуре.
— Послушайте!
Пендер ничего не услышал. И не сразу до него дошло, что хотел ему сказать молодой учитель.
— Крысы, — сказал он. — Они ушли.
Собаки нарушили покой в тренировочном лагере для полицейских в Липпитс-хилл, и те, кто сумел выжить, никогда не забудут ту ночь, не изгонят ее из памяти и ночных кошмаров еще много лет. Еще не совсем проснувшись и не одевшись, курсанты и офицеры вышли, шатаясь, во двор, во весь голос проклиная собак и их нерадивых воспитателей, хотя они уже поняли, что собаки чем-то напуганы, потому что они не столько брехали и лаяли, сколько выли в непроглядной тьме, и от этого вся кровь стыла в жилах.
— Какая сволочь не дает нам покоя? — спросил один юный кадет, когда в лагере, по-видимому, уже не осталось ни одного спящего.
— Куда подевались чертовы тренеры? — крикнул другой. Все не очень охотно двинулись в сторону псарни, но сержант, торопливо натягивающий на себя шинель, приказал стоять на месте.
— Слушай! — скомандовал он, и все как один затаили дыхание. Дрожа от непонятного страха, они стояли во дворе и вслушивались в ночные звуки.
— Что это? — наконец спросил один, не в силах понять, что же происходит.
— Кричат, — отозвался другой. — Где-то кричат. Если бы проклятые собаки не выли, а то не поймешь где.
— Нет. Это не кричат, — сказал кто-то. — Это утки. Это на утиной ферме. Издалека всегда кажется, будто люди кричат.
Они опять прислушались, а к собакам уже бежали люди, ответственные за перепуганных животных. Недалеко от тренировочного центра, в миле, не больше, на безлесном участке за проволочным ограждением располагалась большая утиная ферма с прудом. Там выращивали уток, некоторых на мясо, но в основном для продажи яиц, и содержали одновременно несколько сотен птиц. Постепенно и полицейские и курсанты освоились в ночи, начали распознавать звуки и в конце концов признали, что кричат не люди, а утки на птичьем дворе. Во двор вышел начальник лагеря, легко пряча в темноте искаженное от страха лицо. Ему уже звонили вечером, так что он был в курсе происходящего в районе.