«Разница между нами в том, что у тебя уже есть ребёнок… где-то есть живое существо, и в нём продолжаешься ты».
Она говорила о ребёнке, которого он никогда не видел, не знал даже его имени, — о девочке, сразу же после появления на свет навсегда исчезнувшей из его жизни в соответствии с «Тремя пунктами». Когда Гвен стала расспрашивать его, он не мог не признаться, что порой мысль об этой девочке, о том, что с ней сталось, мучает его. Однако он не признался в другом — в том, что эта мысль посещает его чаще, чем ему бы хотелось.
Ей, его дочери, теперь уже должно быть одиннадцать лет. Димирест помнил день её рождения, хотя и старался выкинуть эту дату из головы. Каждый год в этот день у него возникало желание что-то сделать для неё — может быть, просто послать поздравление… Вероятно, это потому, думал он, что у них с Сарой нет детей (хотя они оба хотели бы их иметь) и ему неведома радость, какую доставляет родителям день рождения ребёнка… А потом внезапно его начинали терзать вопросы, на которые не было ответа: где его дочь? Какая она? Счастливо ли сложилась её жизнь? Иной раз он невольно вглядывался в лица девочек на улицах, и, если их возраст казался ему подходящим, мелькала мысль: а вдруг… Потом он издевался над собственным идиотизмом. Иногда его охватывала тревога: может быть, его дочери плохо, может быть, её обижают и она нуждается в помощи, а он ничего не знает и ничем не в силах ей помочь… Рука Вернона Димиреста судорожно сжала штурвал.
И тут он впервые отчётливо понял: повторения ещё раз всей этой муки он не вынесет. По самой своей натуре он не мог мириться с неизвестностью. Другое дело аборт — это было что-то определённое, окончательное. И даже то, что говорил Энсон Хэррис не могло бы поколебать его решения. Конечно, впоследствии могли бы возникнуть сомнения — правильно ли он поступил. Впоследствии он, возможно, мог бы и пожалеть. Но он бы знал: что сделано, то сделано.
Течение его мыслей резко нарушил голос в динамике над головой.
— «Транс-Америка», рейс два, говорит Кливленд. Левым заходом берите курс два-ноль-пять. При готовности начинайте спуск на шесть тысяч. Сообщите, когда уйдёте с десяти.
Димирест взял на себя все четыре сектора и начал спуск. Затем переставил указатель курса и плавно вошёл в вираж.
— Говорит «Транс-Америка», рейс два, ложимся на курс два-ноль-пять. Уходим с десяти тысяч, — передал Энсон Хэррис Кливленду.
Когда самолёт начал снижаться, болтанка усилилась, но с каждой минутой они были ближе к цели и надежда на спасение росла. Теперь они приближались к невидимой воздушной границе, где Кливлендский центр передаст их Чикагскому. После этого ещё тридцать минут лёта, и они войдут в зону наблюдения аэропорта Линкольна.