– Он стоит на скале, – прикрывая глаза от песка, сказал Удалой.
– По-моему, он поднял руки вверх, – добавил Остап.
– Оттуда ему будет больно падать, – процедил Смола.
Не знаю, что они там увидели. Я лично ничего не видел, кроме темной массы скалы и тусклого красного огонька.
Вскоре мы потеряли маячок из виду, его заслонила скала, в которую мы едва не врезались лбами. Здесь, в тени, было так темно, что хоть глаз выколи. Мы продвигались вперед едва ли не на ощупь.
– Фролов! – кричал Смола. – Подай голос!
Под нашими ногами шуршали крупные осколки камней. Мы поднимались вверх по сыпучке. Склон стекал, как оползень. Если бы не скудный свет наших маячков, мы бы вообще потеряли ориентацию.
Смола резко оторвался от нас. Наверное, ему хотелось первым начистить Фролову физиономию. Следом за ним наверх устремился Остап. Вскоре я снова увидел красный маячок, а рядом с ним – два желтых.
– Этот специфический юмор нашего связиста привносит в нашу унылую и рутинную работу радость и оптимизм, – изрек Удалой, идущий следом за мной.
Мы поднялись на узкую площадку.
– Командир, – услышал я голос Смолы. – Разреши мне оторвать ему голову.
– А мне – руки, – добавил Остап.
Я приблизился к бойцам. Они расступились. Кроваво-красный свет залил наши запыленные лица, и мы стали похожи на малоприятных персонажей из фильма ужасов.
Маячок Фролова был крепко вставлен в расщелину в скале. Я не без усилий выдернул его, покрутил в руке и отключил.
– Знал бы тот, кто так шутит, чем эта шутка для него обернется, – произнес Смола, оглядываясь вокруг.
Мы сидели под укрытием скалы в кружочке. Было около трех часов. До рассвета оставалось минимум три часа.
Смола предлагал разбираться на пары и начать прочесывать все вокруг, чтобы найти мерзавца и без наркоза поменять местами его сердце и кишки. Остап подпер крупную голову рукой и делал вид, что дремлет. Удалой внимательно рассматривал и ковырял ногтем свой маячок.
Конечно, Смола был не настолько глуп, чтобы предлагать столь откровенную и неконструктивную авантюру. На самом деле он вовсе не собирался блуждать в потемках и скулить: «Фролов! Фролов! Ау!» Просто его горячие эмоции нуждались в высвобождении. Что касается двух других бойцов, то у них либо вообще отсутствовал какой-либо план действий, либо они не рисковали предать его огласке. Бойцам в этом отношении всегда проще. Принимать решение положено командиру, а также и отвечать за его последствия. Мне и карты в руки.
Все ждали, что я скажу.
Среди своих парней я экстраверт. Я стараюсь озвучивать свои мысли и вообще быть предельно прозрачными, как сырая креветка. Я никогда с ними не играю и старюсь, чтобы они никогда не заподозрили во мне интригана или заговорщика. Под пули спокойно идти можно только в том случае, если бойцы доверяют тебе, как самим себе.