Она поймала его в прицел. Проследила за ним по гребню холма и вниз, до пустых загонов для ягнят у подножия, где он остановился отдохнуть, облокотившись о деревянные ворота, повесив ружье на руку. Зеленые резиновые сапоги, синий «барбур», собаки вертятся у ног — набор штампов. Он называл Мег и Брюса «подружейными собаками», но от них не было никакого толку. Наверняка он вышел пострелять кроликов. Какое он имеет право убивать кролика? Почему его жизнь более ценна, чем кроличья? Кто так решил? Она взвела курок. Его голова станет прекрасной мишенью. С такого расстояния она с легкостью попала бы ему точно в затылок. Голова разлетелась бы, как тыква, как дыня или репа. Пиф-паф. Конечно же, она не стала бы этого делать, она за всю жизнь никого не убила, даже насекомого, по крайней мере умышленно. Он снова отправился в путь, ушел с поля, обогнул лесок и скрылся из виду. Каролина посмотрела на часы: время пить чай.
Джексон запил пару таблеток ко-кодамола скверным кофе. Он ждал, пока Никола и остальной экипаж выйдут из самолета. Семь утра — нет хуже времени, чтобы торчать в аэропорту. Если его не прикончит неизвестный убийца, то уж собственный зуб — точно..
Самолет уже изрыгнул из себя замызганных, ошалело озиравшихся по сторонам пассажиров. Джексон не бывал в Малаге. Раньше Джози каждый год вытаскивала его в дорогой отпуск, они снимали виллы — «виллы с бассейнами» в «райских уголках» на Корсике, Сардинии, Крите, в Тоскане. Теперь же все слилось в единое средиземноморское воспоминание: Марли, скользкая от солнцезащитного крема, в надувных нарукавниках, плещется на мелком краю; Джози читает, развалившись в мягком кресле, пока сам Джексон нарезает круги в бассейне, и его темный силуэт скользит под слоем голубой воды, как беспокойная, одержимая акула.
Наблюдение за Николой — попытка замещения. Джексон хотел бы не думать какое-то время о том, что его пытаются убить (но, как ни крути, о таком трудно забыть).
А теперь еще и эта история с Таней. О чем же ему солгала Ширли? Уолтер и Энн Флетчер, родители Кита, после убийства сына переехали в Лоустофт и, судя по всему, посредственно справлялись с заботой о своей единственной внучке. Ширли пыталась, по ее словам, поддерживать связь с племянницей, но Флетчеры велели ей держаться от них подальше. «Я сестра женщины, убившей их единственного сына, — сказала она, — так что их можно понять». В двенадцать лет Таня начала убегать из дому, а когда ей исполнилось пятнадцать — перестала возвращаться. «Я искала ее повсюду, но она ускользала, как песок сквозь пальцы».