Она взяла меня за руку и повела к двери. Я переступил через порог и оказался в небольшом помещении, теплом и мрачном. Но поразило меня не это, а спертый воздух, обычный для душной, давно не проветриваемой комнаты. К этому времени мои глаза уже освоились с темнотой, хотя здесь было довольно светло.
Тусклый свет поступал из небольшого очага, расположенного в другом конце комнаты, обставленной пыльной мебелью: сундуки, столы, какие-то мягкие стулья, а также прочие предметы, небрежно сдвинутые в дальний угол. Окно на противоположной стене было занавешено такой плотной шторой, что вечерний свет сюда почти не проникал. Все здесь выглядело чрезвычайно древним, особенно широкая кровать с резными деревянными ножками, поддерживавшими ее массивное основание. Под ветхим цветным одеялом полусидел человек, опираясь на гору мягких подушек. Возле него суетилась огромная женщина в коричневом теплом халате. Я был крайне удивлен, увидев ее здесь, поскольку не слышал из коридора, чтобы они разговаривали. Остановившись возле кровати, я вдруг ощутил, что заговорщицкий тон, которым мы обменивались с Мартой, мгновенно исчез.
Элиас Хэскилл махнул худощавой рукой в сторону женщины, которая все поправляла его подушки:
— Довольно, Абигейл, мне так удобно.
— Спасибо, Абигейл, — поблагодарила ее Марта.
Женщина молча кивнула, забрала пустую бутылку со стола, потом бросила на меня косой взгляд и неохотно вышла из комнаты.
Когда за служанкой закрылась дверь, Марта Хэскилл подошла к кровати.
— Дядя, к нам пришел человек, который хочет поговорить с вами.
На голове Элиаса был белый ночной колпак, а на узком лице с длинным носом выделялись глубокие, как темные пруды, глаза. Две свечи ярко горели с обеих сторон его резной старомодной кровати. Картина напоминала древнюю гробницу.
— Что вы мне принесли? — спросил он.
— Ничего.
— Из ничего получится ничего.
— А мне ничего и не надо от вас, сэр, поскольку я оказался здесь… по недоразумению.
Его голос был тонким, зато ум поражал своей остротой и живостью. Элиас Хэскилл выглядел нездоровым, однако нельзя было сказать, что он на грани смерти.
— Это Николас Ревилл, дядя, — представила меня Марта. — Он актер. Поехал не по той дороге и заблудился.
Она быстро объяснила ему все обстоятельства, в силу которых я неожиданно оказался в доме Хэскиллов, а не Мэскиллов. Рассказ вновь напомнил мне о моем глупом положении, но я подумал, что вполне заслужил это. Оглядев комнату, я рассеянно подошел к очагу и заметил над ним большую букву «Х», выложенную фруктами и зелеными листьями. Она составляла центральную часть живописного орнамента и, по всей видимости, символизировала начальную букву фамилии хозяина дома. А чуть выше на стене висел большой меч, обрамленный с обеих сторон не менее живописными гобеленами. На одном из них была изображена Юдифь, приподнимающая руками отсеченную голову Олоферна, а на другом — святой Христофор, переносящий через реку на спине младенца Иисуса. Я оглянулся и увидел улыбающегося Элиаса.