— Да благословит вас Господь, сэр, — пропищал он тонким голосом и привычным жестом осенил себя крестным знамением. — Я как раз переписывал вчерашние запросы для следующего судебного заседания.
Джон де Волф, удовлетворенно крякнув, что являлось его обычным выражением одобрения, направился в дальний угол комнаты и уселся на длинной деревянной скамье с другой стороны грубо отесанного стола. А Гвин, по обыкновению, поместил свой мощный зад на подоконник и снова грустно посмотрел на искореженный меч. Помолчав некоторое время, его начальник приступил к делу.
— Гвин, сколько лет ты был моим верным соратником и оруженосцем? — поинтересовался он.
Корнуоллец нахмурил брови, старательно припоминая обстоятельства службы и теребя свои длинные усы имбирного цвета, достигавшие воротника кожаной куртки.
— Это было в семьдесят четвертом, коронер! — наконец сообразил он. — Мы тогда отправились в Ирландию сражаться за Ричарда Стронгбоу.
— Значит, двадцать один год, так? — подсчитал де Волф, опуская локти на падубовую крышку стола. — Полагаю, этот срок верной и преданной службы заслуживает высочайшего признания.
— Что вы имеете в виду? — насторожился Гвин, подозрительно глядя на своего господина.
— Это значит, я хочу купить тебе новый меч, старый глупец. Подожди меня после обеда возле входа на оружейное подворье.
Ровно в полдень коронер отправился в свой большой дом на Мартин-лейн — длинной узкой аллее, выходящей на Хай-стрит перед кафедральным собором. Он молча сел в мрачной гостиной на другом конце длинного дубового стола напротив жены, ожидая, когда повариха Мэри принесет еду. На обед была подана отваренная соленая рыба и зажаренная на углях курица с фасолью, луком и капустой. На столе уже лежали короткие кухонные ножи и ложки, а тарелками служили куски вчерашнего черствого хлеба.
Матильда де Волф — полная сварливая женщина сорока четырех лет — пребывала в подавленном настроении и за весь обед не проронила ни слова. Кухарка Мэри, обходя сзади хозяйку с винным кувшином в руках, многозначительно подмигнула Джону и красноречивой гримасой показала, что Матильда в дурном настроении. Он понял намек и старался не тревожить жену, хорошо зная по горькому опыту, что любое высказывание обернется против него, даже если речь зайдет о прекрасной весенней погоде.
Сразу после десерта, состоявшего из вареного риса с медом и курагой с юга Франции, Джон поспешил извиниться и, сославшись на срочные дела, связанные с расследованием подозрительной смерти, отправился в прихожую. Это было весьма скромное по размерам помещение возле входной двери. Обычно здесь хранились верхняя одежда и обувь. Усевшись на деревянную скамью, он начал снимать домашние туфли, и в этот момент мимо прихожей медленно прошла Мэри, направляясь на кухню, по соседству с которой располагались служебные помещения — моечная, туалет и небольшой свинарник.