— Ваше величество, я дважды вдова. Я уже не юная девушка, чтобы испытывать нежные чувства по отношению к поэтам.
Генрих похлопал себя по бедру — по здоровому бедру, на котором не было язв.
— А вы уверены в этом, Кейт? — лукаво спросил он. — Ибо трудно поверить, что вы — дважды вдова, и, если бы я не знал, что вы делили ложе сначала с милордом Боро, а потом с милордом Латимером, я бы не поверил в это.
Катарина нервно улыбнулась:
— Ваше величество знает, что я уже старая... мне уже давно исполнилось тридцать.
— Вы — старая?! Нет, Кейт. Совсем нет. Если вы старая, то что же тогда говорить о нас? А разве вы скажете, что ваш король — старик? Это измена, миледи Латимер. Измена, Кейт!
— Ваше величество, — начала было Катарина, задыхаясь, — уверяю вас...
Король схватил ее за коленку.
— Расслабься, девочка! Я не сержусь. Это была шутка. Нет, ты свежа, как юная девушка, и если тебе тридцать лет, тогда это такой же прекрасный возраст, как и все остальные.
— Но для женщины, ваше величество... это уже старость. Клянусь, это так.
— Запрещаю тебе говорить такое! — игриво ответил Генрих. — Ты совсем не старая, Кейт, и твой король запрещает тебе называть себя старухой.
— Ваше величество слишком добры ко мне. Его следующие слова повергли ее в ужас.
— Да! — Он сжал ее колено. — И готов быть еще добрее. Готов быть еще добрее.
Только теперь Катарина поняла, почему все эти педели придворные бросали на нее такие многозначительные взгляды. Другие давно уже поняли то, чего она не хотела замечать. Однако даже сейчас она не могла в это поверить и лихорадочно принялась искать средства спасения.
— Я недостойна... — запинаясь, произнесла она. Взгляд Генриха тут же стал жестким.
— Королю лучше знать, кто из его подданных достоин, кто нет.
Катарина по-настоящему испугалась. Король, привыкший разговаривать с министрами своего правительства и послами других стран, знал, как надо сказать, чтобы до человека дошел смысл его слов. Он имел в виду, что не ей решать, будет ли она его женой или нет. Право выбора принадлежало ему.
— Я ведь был снисходителен к вам и вашим мужьям, разве не так?
— Ваше величество — великий и добрый король для всех своих подданных.
Он кивнул, улыбаясь. — Это так. Но для некоторых подданных он временами был чересчур милостивым.
— Я — всего лишь глупая женщина, сир.
— Ты очень красивая, Кейт, оставайся такой и впредь, — это все, что твой король у тебя просит.
Она смогла только нервно повторить:
— Ваше величество слишком добры ко мне.
— И разве я не сказал, что готов быть еще добрее? Латимер ведь предал своего короля.