Ни меча, ни позорных столбов!..
[510]Ненависть к насилию, мечты о коренном изменении своей страны и мира вызывали у поэта глубокое сочувствие к смелым борцам против произвола властей. Широко распространенное в русском обществе конца 70-х годов сочувствие к народникам разделял и Надсон.
В стихотворении «Мрачна моя тюрьма» поэт причислял себя к стану борцов:
…Когда — оба
Клялись мы — как орлы могучи и сильны —
Врагам земли родной не уступать до гроба
Священной вольности родимой стороны,
Я песнею владел, — и каждый стон народа
В лицо врагов его с проклятьями бросал,
А он владел мечом и с возгласом: «Свобода»
За каждую слезу ударом отомщал…
И долю бились мы — чем дальше, тем грознее…
Но нам не удалось рассеять ночи тычу…
[511]Поражение народничества и последующие репрессии вызвали у Надсона, как и у многих его интеллигентных сверстников, чувства горького разочарования и неверия в возможность преобразований.
Сколько праведной крови погибших бойцов,
Столько светлых созданий искусства,
Столько подвигов мысли, и мук, и трудов —
И итог этих трудных рабочих веков —
Пир животного, сытого чувства!
[512]Поэт-человек 80-х годов испытывал мучительные сомнения, колебания, негодуя при виде зла и сознавая свое бессилие:
Не вини меня, друг мой — я сын наших дней,
Сын раздумья, тревог и сомнений…
Пессимистический характер поэзии Надсона был вызван еще и личными мотивами — бедность, которая преследовала поэта с детства, стала постоянной спутницей его жизни, все ухудшающееся здоровье вызывало жалобы на судьбу, чувство обреченности, неверие в собственные силы и силы людей его поколения:
Наше поколенье юности не знает,
Юность стала сказкой миновавших лет,
Рано в наши годы дума отравляет
Первых сил размах и первых чувств расцвет…
[513]Эпоха политической реакции наложила отпечаток на все творчество поэта, определила и его противоречивость — с одной стороны, мотивы гражданской лирики, с другой — уныния, бессилия. Но молодежь волновала глубокая искренность поэзии Надсона, сопереживания бедам современности, боль за родную страну, которая
В лохмотьях нищеты, истерзана кнутом,
Покрыта язвами, окружена штыками,
В тоске она на грудь поникнула челом,
А из груди, дымясь, струится кровь ручьями…
Несмотря на то, что литература 80–90-х годов являла собой достаточно пеструю картину, в которой драматическая поэзия Надсона и гневная сатира Салтыкова-Щедрина сосуществовали с натуралистическим бытописательством Боборыкина и Баранцевича, все же определяющим являлось творчество Л. Н. Толстого и А. П. Чехова.
А. П. Чехов — «несравненный художник жизни», по словам Л. Толстого, открывший новый этап в истории отечественной литературы и драматургии, как всегда просто и правдиво определил характер своего творчества в письме к Плещееву (1889): «Цель моя — убить сразу двух зайцев: правдиво нарисовать жизнь и, кстати, показать, насколько эта жизнь уклоняется от нормы».