История русской культуры, XIX век (Яковкина) - страница 318

Показательно, что чеховское понимание в главных чертах адекватно современной трактовке этого понятия. В одном из наиболее фундаментальных последних исследований по истории отечественной культуры интеллигентность определяется двумя признаками: «самоответственность (то есть нравственная проверка всех своих поступков и чувство ответственности за поступки других людей, особенно близких) и самоограничение. Самоограничение — один из важнейших атрибутов интеллигента. Не брать ничего лишнего. Ограничивать себя в еде, удовольствиях, вещах… Занимать как можно меньше места и в переносном, и в прямом смысле (не стоять в проходе, мешая входу-выходу, в метро или в автобусе и не занимать, беседуя с приятелем, полтротуара)».[518]

Антитезой интеллигентности было и остается мещанство (опять — в обобщенном значении). Если для интеллигента характерно преобладание духовных интересов над материальными, то мещанская психология отличается не только стяжательскими инстинктами, но и отсутствием всякого самоограничения — «одеяло» тянется не только «на», но и «под» себя. Столь же типично для мещанства стремление уйти от любой моральной ответственности.

В жизни и творчестве Чехов вел упорную борьбу с ядовитым наследием той среды, из которой он вышел — с косным мещанством.

В широко известном письме Суворину Чехов, отражая собственный опыт борьбы с мещанской психологией, писал: «…Напишите-ка рассказ о том, как молодой человек, сын крепостного, бывший лавочник, певчий, гимназист и студент, воспитанный на чинопочитании, целовании поповских рук, поклонении чужим мыслям, благодаривший за каждый кусок хлеба, много раз сеченный, ходивший по урокам без калош… лицемеривший и Богу, и людям без всякой надобности, только из сознания своего ничтожества — напишите, как этот молодой человек выдавливает из себя по каплям раба и как он, проснувшись в одно прекрасное утро, чувствует, что в жилах его течет уже не рабская кровь, а настоящая человеческая».[519] По мнению писателя, для того, чтобы стать «настоящим» человеком, необходимо преодолеть многие нравственные преграды, ложные представления: ощущение себя рабом — добровольное холопство. Оно высмеивается и в «Толстом и тонком» (1883), и в «Смерти чиновника» (1883), где экзекутор Червяков, нечаянно чихнувший в театре на лысину генерала, после многочисленных извинений в конце концов умирает от расстройства. В рассказе «Унтер Пришибеев» (1885) это качество уже приобретает зловещий характер. Наряду с тупым солдафоном Пришибеевым «добровольными холопами» выступают и представители так называемой «мыслящей интеллигенции» в рассказе «Маска» (1884). Они так же готовы поступиться достоинством перед власть и богатство имущими. Когда в читальню общественного клуба во время благотворительного вечера ввалился полупьяный субъект в маске с «мамзелями» и начал выгонять читавших там, дебоширить, рвать газеты, то возмущение дошло до предела: «Кричали все интеллигенты… Танцы благодаря общей сумятице прекратились, и публика повалила из залы к читальне». Но когда в буяне узнали местного миллионера, фабриканта Пятигорова, «известного своими скандалами и благотворительностью», «…все интеллигенты растерянно переглянулись и побледнели, а затем…молча, не говоря ни слова, вышли на цыпочках из читальни…».