В итоге мы остановились на том, что ялик проводит нас вдоль эскадры. Под его защитой мы должны были обогнуть мыс, после чего — по-прежнему под присмотром турок — отправиться в Измир, куда, как я поклялся им, и направлялась моя госпожа. А турецкий флот двинулся к острову Хиос.
Этот самый день положил конец и терзавшим меня сомнениям. Пасха прошла. Итак, сказал я себе, в мире по-прежнему нет и не будет чудес, только удача, которая покровительствует храбрым и стойким, готовым на все, чтобы добиться своей цели, удача — и любовь. Гробница оказалась пустой. Что же до воскрешения из мертвых… Впрочем, какое это сейчас имело для меня значение?
Теперь все мои мысли были направлены на то, чтобы помочь моей госпоже родить наконец ребенка. Конечно, сам я был тут бессилен, хотя одному Богу известно, что я отдал бы все ради такого счастья. Но небеса, отказав мне в нем, оставили лишь одну-единственную возможность помочь Эсмилькан — доставить ее в Магнезию, прямо в руки Соколли-паше — и, по иронии судьбы, Софии Баффо.
В истории существовала еще одна Сафия — так звали одну из семи жен Пророка Мухаммеда. В гареме Софию Баффо нарекли этим именем, поскольку христианское имя, некогда данное ей при рождении, на слух звучит очень близко к арабскому имени Сафия. На арабском Сафия означает «прекраснейшая», и выбор, сделанный старшей женщиной в императорском гареме, должен был льстить обладательнице этого имени. Но на ее родном языке София означает «мудрость». Сказать по правде, я часто изумлялся этому сочетанию, этому соединению красоты и ума в теле смертной женщины, ведь в реальной жизни эту гремучую смесь по своей взрывоопасности можно сравнить разве что с поцелуем, которым обмениваются огонь и порох.
Никогда прежде не видел, чтобы женщина во время беременности держалась бы так, как Сафия. Каждая попытка Эсмилькан — и с каждым разом это становилось все заметнее — истощала ее силы так же, как какой-то уродливый паразит, поселившийся под корой дерева, высасывая его соки, лишает его жизненной силы. Думая все время только о ребенке и о том, как бы ненароком не причинить ему вреда, моя госпожа даже двигаться старалась осторожно — ни для чего другого у нее просто не оставалось ни сил, ни времени. И, как я уже успел убедиться, в эти дни она забывала даже обо мне.
Сафия, может быть, потому что была очень высокой, даже в это тяжелое время так до конца и не утратила своей гибкой, поистине змеиной грации, ставшей частью ее натуры. Хотя нынешнее положение Сафии обязывало ее ходить в длинных, застегнутых наглухо камзолах, оставляя только две верхние пуговки на груди расстегнутыми, округлившийся живот ничуть не портил ее фигуры, казалось, являясь столь же непременной и неотъемлемой ее частью, как и любая другая из его соблазнительных выпуклостей. Судя по всему, он нисколько ей не мешал. Она по-прежнему прекрасно владела собой, и к тому же теперь у нее оставалась бездна времени для того, чтобы обдумывать свои каверзы.