Брак этот в первую очередь пошел на пользу самому господину. Будучи до женитьбы на моей госпоже всего лишь заурядным пашой, он очень скоро занял пост Капудан-паши — иначе говоря, стал адмиралом всего турецкого флота. А после кончины старого Али-паши в прошлом году (по мусульманскому летосчислению это был 972 год), в том месяце, который христиане называют июнем, ему была пожалована должность Великого визиря. Ни один человек в империи, будь он хоть семи пядей во лбу, не смог бы занять должность выше этой, по той простой причине, что ее просто не существовало. То есть они, конечно же, были, но занять ее мог только человек, в чьих жилах текла кровь Оттоманов, и не иначе.
Стоит ли говорить о том, что Соколли-паша был очень занятой человек — человек, у которого буквально не было ни единой свободной минутки. Естественно, не было у него и времени на всякие романтические бредни вроде любви или ухаживаний, да он, признаться, и по молодости-то не имел ко всему этому ни малейшей склонности. То же самое относилось и к необходимости выполнять свой супружеский долг. Соколли-паша воспринимал все это исключительно как долг. Иначе говоря, неизменно дважды в неделю навещал свою супругу в постели, без особого воодушевления выполняя то, что от него требовалось. Впрочем, надо признаться откровенно, что все это не доставляло особого удовольствия ни ей, ни ему самому.
А в результате — три мертворожденных сына.
Другими словами, Соколли-паша пренебрегал своей юной красавицей женой. И то сказать — расположенный в великолепном парке дворец, где она жила, понемногу заставил всех заговорить о себе, и все благодаря тем блистательным празднествам, что устраивала в нем его очаровательная супруга, тем изысканным развлечениям, которые она предлагала, а также роскошным дарам, которыми оделяли каждого, кто давал себе труд явиться туда, включая и бесчисленное количество бездомных попрошаек, толпившихся у дверей без всякого приглашения. Ничто в те дни не могло порадовать ее больше, чем возможность убить время, а заодно подарить кому-то радость, когда сама она этих радостей была лишена. Но Эсмилькан взрослела куда быстрее, чем это полагалось, судя по ее юному возрасту.
В тот первый вечер осени, когда она вновь вернулась ко мне под предлогом игры в шахматы, минуло уже полгода, как Соколли-паша уехал из Константинополя — шесть долгих, унылых месяцев. Он был по-прежнему рядом со своим господином, сражался с неверными у Дануба. Конечно, в этом состоял его первейший долг, кто бы спорил? Осуждать его или жаловаться было бы просто смешно.