Несколько недель тому назад я сидел в избе с танкистами. Старшина Васильченко, красавец с двумя орденами на груди и с детской улыбкой, готовил ужин. Он взял жестянку с американской колбасой и сказал: «Давай откроем второй фронт…» Я засмеялся, но у Васильченко глаза были грустные. Выпив и закусив, мы проговорили с ним далеко за полночь. Он мне рассказал о своей судьбе. Он с Полтавщины. Там осталась его мать. Там осталась и любимая девушка Галя. Старшина говорил: «Убили или угнали в Германию…» У Васильченко были три брата. Старший убит в Сталинграде. Младший, моряк, был ранен в Севастополе и потерял зрение. О третьем старшина ничего не знает. Воюет он с первого дня войны, дважды был ранен. Побывал в окружении, хлебнул горя. Рассказав о себе, поговорив о возможности нового немецкого наступления, Васильченко снова повторил слова «второй фронт» — теперь без консервов и без шуток: «Будет или опять отложат?»
Этот вопрос я слышал тысячи раз. Прошлым летом я отвечал на него бодро, не задумываясь. Теперь я отмалчиваюсь. Я и Васильченко не смог ничего ответить. Я вспомнил его глаза, читая статьи о помощи союзников. Англичане должны понять реакцию среднего советского человека: на войне сердце играет не меньшую роль, чем в любви. Может быть, чудесная колбаса оставила во рту старшины Васильченко чуть горький привкус — он ведь думал о своей матери и о своей Гале…
Я продолжаю говорить о чувствах. Мы никогда не скрывали нашего напряжения, наших жертв. Прошлым летом мы говорили о том, что война вошла в каждую русскую семью. А с тех пор мы пережили героическую оборону Сталинграда, где люди своей грудью отстаивали крохотный клочок земли от двадцати немецких дивизий. С тех пор мы пережили жестокие бои на Кавказе, наше наступление — Ростов, Курск, Харьков, Донбасс, Великие Луки, Синявино. С тех пор мы пережили и немецкое контрнаступление на юге. Россия пошла на все жертвы, чтобы отстоять себя. Но горе матери или жены остается горем. Но пустое место остается пустым местом.
За границей дивились успехам нашей военной промышленности, которая, несмотря на потерю крупных центров, продолжает снабжать фронт вооружением. Инженеры могут дивиться производительности эвакуированных заводов. Писатель вправе подчеркнуть крепость сердца. Кто знает, как тяжело людям, вырванным из родных мест, потерявшим свое добро, разлученным с близкими и обреченным на тяжелые условия? Можно было бы исписать много листов, рассказывая о жизни в бараках или в землянках, о зябких одесситах в Сибири, тысячах бытовых бед. Трудно живется людям: героями теперь стали все.