Третий сын, Шура, был общим любимцем. К началу войны ему было 15 лет. Он должен был перейти в седьмой класс. Считался первым в школе. Учителя говорили: «Из него выйдет изобретатель». Шура все время сидел над чертежами и деталями. Ростом он не вышел, маленький, веснушчатый, с чубом и пытливыми темными глазами.
На год моложе Шуры была сестренка Лида.
Так жили Оленевы, и дед в Бородулине радовался: «Правнуки внуков переплюнут».
В ветреный осенний день на улицах Гжатска показались серо-зеленые солдаты. Двое пришли в комнату Оленевых, легли на кровать и закричали: «Матка, яйки».
Много волнений и до того дня было у Оленевых. Михаил пропал. Проходили через Гжатск русские солдаты, говорили, что Михаил возле Ельни вез командира и попал в немецкое окружение. «Может, он прорвался к партизанам», — утешала себя мать. А отец молчал.
Оленевы не знали, что с женой Михаила. Жена Ивана и дети были в Мишине, но туда нельзя было ни проехать, ни пройти — немцы никого не выпускали из города. Не знали Оленевы, что со стариком в Бородулине. А в доме гитлеровцы буянили и покрикивали: «Молока достань. Постирай белье. Поставь самовар».
Кузьма простудился и не мог поправиться, сильно кашлял. Феодосия давно страдала острым ревматизмом, не могла ходить. Но немцы кричали: «Шнель», — и Феодосия торопилась: боялась за детей.
Ее сердце чуяло недоброе. За Шурой пришли в субботу. Мать голосила, а Шура говорил: «Мама, не убивайся». Старый Оленев пошел в полицию. Ему ответили: разберут дело — партизан Шура или нет. В воскресенье к Оленевым прибежала знакомая, говорит: «На улице слышно, как Шура кричит — очень его мучают». Феодосия не могла ходить, но здесь она побежала, молила: «Отпустите — он еще маленький». Немец смотрел на нее и смеялся.
У Шуры нашли «улики»: карманную лампочку с запасной батареей, карту Германии, вырванную из атласа, и фотографию братьев в военной форме. Его арестовали вместе с соседом, молодым педагогом Дешиным. Они дружили: Шура был развит не по летам. Фашисты секли Дешина и Шуру. Мальчик кричал: «Звери…»
В понедельник старый Оленев с рассвета стоял в полиции. Наконец переводчик вынес ему бумажку: «За связь с партизанами Петр Дешин и Александр Оленев расстреляны». Отец не мог понять, что случилось, он еще стоял, ждал. Его вытолкали.
Пришла весна. Немцы радовались, кричали Феодосии: «Матка, танцуй». А 25 мая пришли к Оленевым и сказали: «Выходите». Шестидесятилетнего отца, мать и девочку Лиду повезли в телятнике на запад. Феодосия говорила: «Ведь мы не доедем». Немцы отвечали: «Можете умирать, девочка будет работать». Дом сожгли.