Есть часы, когда душа обнажена, когда можно говорить только с друзьями. Я пишу эти строки не для наблюдателей, не для тех, кто считает войну спортивным матчем, я пишу эти строки для солдат Сражающейся Франции. Эти солдаты оставили во Франции дом, работу, близких, они узнали горечь изгнания. В недавнем прошлом граждане великой державы, они стали солдатами маленькой армии. Они все потеряли, кроме сердца. В этом сердце ненависть к врагу и к предателям. В этом сердце любовь к родине. В этом сердце Франция. Нельзя унести родину на подошвах, но можно унести ее в сердце. В Жергови лакеи Гитлера принесли землю из разных провинций Франции, это была земля, испачканная испражнениями наци и грязными руками лакеев Вишбадена. Земля Франции в сердцах солдат Сражающейся Франции. Они поймут горе и гордость России.
Весной наш народ с доверием смотрел на запад. Мы взволнованно разворачивали газеты, сдерживая дыхание, мы толпились у репродукторов. Того, чего мы ждали, не случилось. Мы по-прежнему одни выдерживаем натиск врага. Мы многое пережили, мы переживем и это.
Не первую неделю наши бойцы защищают подступы к Сталинграду. Они отходят шаг за шагом, уничтожая тысячи немцев и обливаясь своей кровью. Тридцать дивизий Гитлер бросил на Сталинград: двадцать пять немецких, пять румынских. Я говорю только о дивизиях на одном маленьком участке. Полторы тысячи самолетов помогают немецкой армии штурмовать Сталинград. Многие из этих самолетов недавно были в Тобруке, в Бресте, в Гавре, в Гамбурге. Немцы решили вывести нас из строя до того, как наши союзники соберутся воевать. Немцы и рабы немцев штурмуют Сталинград, который Гитлер называет «крепостью», чтобы объяснить силу русского сопротивления.
Это и впрямь крепость: дело не в укреплениях, дело в мужестве защитников. Задымленные, изможденные, с красными от бессонных ночей глазами, не покидавшие поле боя больше месяца, они все же стреляют, кидают гранаты, идут в штыки. В городе, среди огня, женщины строят укрепления. Сталинград — вот символ России, в уменьшенном виде героическая трагедия этой войны.
Два дня тому назад лейтенант Васильков уничтожил три танка. Осколок снаряда раздробил ему руку. Лейтенант Васильков тогда сказал товарищам: «Без руки я не вояка. Но я еще уничтожу четвертый..» Он пополз под четвертый, обвязанный гранатами.
Таких Васильковых много: это весь наш народ. Но народ не масса, не собрание анонимов. Я знаю, что за границей многие склонны объяснить ожесточенность русского сопротивления отсутствием индивидуальности, семейного очага, очерченности частной судьбы. Мужество человека кажется некоторым чересчур «осторожным» людям неприятным, они предпочитают говорить: «Русские — это гигантский муравейник». А между тем у Василькова была жена, трое детей. Он хранил не только фотографию на сердце, но и горячую любовь в сердце. Может быть, эта любовь удвоила его силы?