Когда, печальная от страха,
Моляся господу-отцу,
Россия шапку Мономаха
Давала князю-удальцу,
И, в тишине красноречивой,
Все, кроме женщин и детей,
Клялось хранить благочестиво
Самодержавие царей; —
Тогда, отчизне подражая,
Моя богиня молодая,
Тоской невольною мила,
Беспечна к собственному благу,
Простосердечную присягу
Своей звезде произнесла:
Во мне проснулась жажда неги,
Я стал задумчив, я мечтал,
И нежным именем элегий
Я прозу сердца называл.
Мне было скучно: бог зевоты
Мне заменил и бога сна,
И бога светлого вина,
И духа гордые полеты,
И то, и то. Я был готов
Восстановить моих богов.
Что вдохновенье, что свобода,
В часы неволи помнил я;
Но скромность милая моя;
Но заразительная мода
Присягу рабства исполнять,
И лень, — сотрудница поэтов —
Меня успели задержать
В границах низменных предметов, —
И я — неявный либерал —