Он считал, что с детьми нужно спорить как можно меньше, им надо доверять, их необходимо уважать и по возможности выполнять их желания, прислушиваясь к любым.
— Когда-нибудь ты доведешь ситуацию до предела, — обещала ему строгая, жестковатая и во всем размеренная Эллен, мать Свена, никогда не повышающая голоса и не выходящая из себя.
Ей лучше всего было бы жить на Олимпе. Когда-то Бертил отчаялся и посоветовал ей туда переехать. Эллен взглянула на него с искренним удивлением.
— Олимп? Это фантазии древних греков. Я не понимаю, о чем ты говоришь! Опять какие-то сказки. Ты слишком несерьезный человек! И так же точно относишься к жизни. Пора давно стать взрослым! Неужели ты никогда не вырастешь и навсегда останешься малым дитятей? Олимп! Ну, просто невыносимо слушать! Не дай Бог, Свен будет похожим на тебя! Я приложу все силы, чтобы этого не случилось.
И она очень постаралась: старший сын вырос непохожим на отца. Но сломать любовь между ними не сумела даже Эллен с ее настойчивостью и умением добиваться своей цели во что бы то ни стало. Ее педагогические постулаты сильно расходились с понятиями Бертила.
— Нельзя во всем поощрять детей! Их необходимо ограничивать. А ты разводишь в доме демократию, когда требуются строгость, конкретные меры и четкие принципы воспитания, — твердила Эллен, не желая слушать никаких возражений.
Она вообще плохо умела слушать кого-нибудь, кроме себя.
— Ну, какие такие принципы? — пытался возражать Бертил. — Ничего нового в области педагогики за столько веков не изобрели. Да это и невозможно. Принципы всегда одни и те же: любовь, уважение, терпение…
— Да-да, как же! — неодобрительно кивала головой Эллен. — Ты всегда был и остаешься чересчур политкорректен. Пытаешься играть в дипломата?
— Ты угадала, дорогая! Я всегда, с самого детства, мечтал стать дипломатом. Не получилось. Дипломат — это человек, который может послать тебя к черту так, что ты пойдешь туда с превеликим удовольствием. Я этого не умею, увы…
Эллен посмотрела холодно: любые шутки она воспринимала агрессивно, считая юмор характерной чертой плебеев. Бертилу нравилось в ней лишь ее красивое музыкальное имя. Пожалуй, оно оставалось ее единственным украшением.
К затее с письмами первая жена отнеслась скептически и своего предубеждения не скрывала.
— Слишком велик процент ошибки, — повторяла она. — Подумай сам: неужели можно сделать правильный выбор среди такого немыслимого количества русских невест?
История с письмами, в конце концов, доконала и Бертила. Он устал, ему надоело отвечать Хуану, и он просто автоматически, как заведенная игрушка, кивал головой, не вслушиваясь в рассуждения и пожелания чересчур избалованного младшего сына, использовавшего для своих требований и любой удобный, и совершенно не подходящий момент.