Коснувшись губами его щеки, я тихо прошептала:
– Любимый… А ты когда-нибудь пробовал омлет с шампанским?
Он открыл глаза и хриплым со сна голосом переспросил:
– Омлет с чем?
Я улыбнулась и, завернувшись в простыню, пошла на кухню, зная. что он меня провожает все тем же восхищенно-жадным взглядом.
– Из кровати можешь не вылезать! Я сейчас!
Достав из холодильника бутылку шампанского, я мысленно отсалютовала автору той заметки в газете. В конце концов, кто сказал, что соблазнять шампанским надо женщину? Иногда можно и поменяться ролями…
август, 2004 г.
Будущее нигде не записано
Отмечать Новый год так, чтобы "запрограммировать" себя на триста шестьдесят дней с хвостиком в далекое будущее – глупо. Грядущее никто не предвидит, закрепляя твердыми рамками.
Новый 1995 год Люся Горячевская впервые за многие годы встречала не с нами. Зато 1 января она проснулась рядом с любимым мужчиной. Вопреки всем законам жанра обхаживал не он ее, а она его.
Василий был, конечно, хорош. Статный красавец – смесь восточной и славянской крови придавала ему особый шарм – он всегда изображал из себя неприступную крепость. В молодости, конечно, он отличался редким темпераментом и менял подружек чуть ли не каждую неделю. К тридцати остепенился, нашел себе сложную, но хорошо оплачиваемую работу, присмотрел очень удачную невесту с папой-крупным чиновником и большими перспективами. Поэтому многочисленным поклонницам давал от ворот поворот, чтобы не испортить себе намечающуюся карьеру.
Но Люся недаром получила в нашей компании кличку "Полковница". Она могла месяцами разрабатывать планы и ждать подходящего случая, подготавливая наступление и отступление.
На Новый год у Васи выпала рабочая смена – вкалывал он как проклятый, чтобы "держать марку" в глазах будущего тестя – поэтому встречал его не с любимой, а у себя на заводе. Как Люське удалось пройти через проходную – все вопросы к ней. Дальше уже затащить Васю в подсобку было делом техники. Обалдевший Василий, думается, даже не особенно отбрыкивался от такого новогоднего подарка.
Катастрофа ожидала его три дня спустя, когда папа-чиновник самолично спустил его с лестницы, сопровождая свои действия нецензурной бранью. А зареванная дочка-невеста с ожесточением рвала Васькины письма, а в голове ее снова и снова звучала обнаруженная утром в почтовом ящике диктофонная запись с таким знакомым голосом и не менее знакомыми милыми глупостями, которые, оказывается, он шептал не только ей…
Ни Василий, ни Люся в городе потом не задержались, хотя Полковница потом долго от него терялась, справедливо полагая, что жизнь ее висит на волоске. Вася умел быть жестоким…