В щель между портьерами виднелось туго обтянутое черной футболкой мускулистое плечо охранника и его голый, со всех сторон окруженный буграми чудовищных мышц твердый локоть. Бык стоял к кабинету спиной, наблюдая за залом, готовый пресечь любую попытку пролезть в кабинет. Кастет знал, что при нем можно смело обсуждать любые вопросы: это был просто безмозглый кусок мяса с отличными рефлексами и каменным лбом.
– Так ты говоришь, это серьезно? – спросил человек, сидевший напротив Кастета, задумчиво покачивая перед лицом бокал, на дне которого плескался красиво подсвеченный пламенем коньяк.
Человек этот был грузен, обрит, как и Кастет, наголо; костюм на нем был дорогой, на безымянном пальце левой руки сверкал бриллиант, а лысая голова напоминала бесформенный ком сырого теста, в котором чей-то палец понаделал дырок: две дырки – глаза, еще две – ноздри, большая вялая щель для рта и два скверно вылепленных пельменя вместо ушей. Погоняло у него было простое – Кекс, но так его давно уже никто не называл, разве что за глаза или при разговоре равных с равными. По паспорту он был Николай Егорович, годков ему было что-то около пятидесяти, и разговаривал он высоким, пронзительным, тонким, как у кастрата, голосом.
– Серьезно? – переспросил для разгона Кастет и вздохнул. – Серьезнее некуда, Николай Егорович. По городу бродит настоящий беспредельщик, и угрожает он не только мне и моим знакомым. Это ведь и вас касается, Николай Егорович.
– Меня? – утонувшие в припухлостях век черные глаза-бусинки обратились на Кастета с выражением недоверчивого и слегка брезгливого интереса. – Это каким же боком, позволь узнать?
– В чисто финансовом отношении, – поспешил заверить Кастет. – Не хочу грузить вас лишними подробностями, но мы с друзьями разработали схемку... В общем, пока деньги крутятся по этой схеме, перетекают со счета на счет, следы запутываются, и в конце эти бабки уже чистенькие, будто только что из-под пресса. Короче, у налоговой никаких претензий ни к нам, ни к вам. Теперь, когда завалили Далласа – это мой приятель, я вам о нем говорил, – из схемы выпало довольно важное звено. Мы перестраиваемся, но если так пойдет и дальше...
– Не помню, – перебил его Николай Егорович, – сколько я вложил в банк этого вашего Шполянского? Шесть миллионов или семь?
Кастет не повелся, поскольку точно знал: Кекс никогда ничего не забывает, особенно если речь идет о деньгах.
– Восемь с половиной, Николай Егорович, – почтительно поправил он.
– Да, – согласился Кекс, нюхая коньяк, – это, что ни говори, сумма. Хотя сумма в данном случае не имеет значения. Тут важен принцип. Ты со мной согласен?