Очень даже может быть.
Во всяком случае, за пару-тройку секунд до первого покушения я не только отчетливо услышал, как кто-то меня позвал по имени, но и успел увидеть легкое светлое марево у входа.
Что именно это было – глюк, видение, мираж, – не знаю, но если бы я не приподнялся на локте, обалдело вглядываясь в темноту, царящую вокруг, то болт не скользнул бы по стальной пластине, а точнехонько вошел бы в стык между ней и металлическими кольцами, на которых она крепилась.
Да и второй раз тоже…
Потянулся к фляге я сам, но вдобавок кто-то невидимый толкнул меня в плечо, и на мгновение мне показалось, что на месте моего собеседника сидит вовсе не Басманов, а совсем иной человек.
Был незнакомец молод, улыбчив, синеглаз, с совсем небольшой бородкой и усами, а длинные льняного цвета волосы доходили почти до плеч. Он глядел на меня и улыбался.
Померещилось? Не спорю. Вот только почему-то в этот миг отчетливо пахнуло запахом свежесорванных луговых цветов с венка на его голове.
Тоже померещилось. Ну-ну. И тут промолчу.
Тогда я не успел удивиться, а мгновением позже стало не до размышлений. Но потом, когда мы уже были на пути в Москву, мне припомнилась ворожба Марьи Петровны в ночь перед отъездом, ее глухие, тягучие, непонятные слова и моя кровь, неспешно капающая на тонкие ольховые палочки, вокруг которых сразу после этого заколыхалось багровое пламя на небольшом костерке, разведенном…
Вот на этом месте я и остановился в своих воспоминаниях. Почему-то никак не мог припомнить, когда именно моя ключница развела костер позади терема. Поначалу его точно не было, а вот потом…
Вроде бы она никуда не отлучалась за головешками, да и не топили у меня печи в столь поздний час. Кресала с трутом я тоже в ее руках не приметил. Тогда как она…
Но слова ее запомнил хорошо, особенно фразу о времени. Мол, ни к чему мне там засиживаться и с учетом дороги на все про все самое лучшее было бы уложиться в седмицу, поскольку далее бог Авось отвернется в сторону.
И пояснила:
– Не потому, что подсоблять не восхочет – очень уж он любознательный. До всего есть дело – и туда глянуть хотца, и сюда, вот и отвлекается.
А еще мне запомнился дым, идущий от неизвестно чем и как разожженного ею костра.
Пять голубоватых струек, исходящих от ольховых палочек, не уходили в небо порознь, но вначале соединялись на метровой высоте. И не просто так – они как-то переплетались друг с дружкой, будто пряди женских волос, и лишь после этого своеобразной косичкой вздымались ввысь.
– Добрый знак, – облегченно вздохнула травница. – Пяток дней у тебя всяко есть, да еще два-три денька куда ни шло. Словом, седмица.