Не буду говорить, какими глазами глядела на меня Мария Григорьевна, когда впервые услышала все это. Думаю, и без того ясно. Если б могла – на клочки порвала бы.
Хорошо, что бодливой корове бог рогов не дал.
Сам Федор тоже несколько приуныл. Пришлось пояснить ученику, что все это так, для людей, дабы они привыкли к его новому высокому титулу, ибо на самом деле… И напомнил про видение, о котором уже говорил царевичу.
Лишь после этого он успокоился.
Но я отвлекся.
Так вот, усевшись на стольце, Годунов внимательно выслушал обе стороны, для начала задав несколько уточняющих вопросов.
Последнее тоже по моей рекомендации.
– Пускай тебе все ясно еще до начала суда и ты уже пришел к какому-то выводу, но все равно надлежит задать вопросы, да не простые, а такие, чтоб и те, кто стоит в толпе, тоже пожелали, чтоб ты решил именно так, а не иначе. Вот как ты мыслишь – кто за кого будет?
– Оно и без вопросов ясно, – пожал плечами Федор. – Простецы за Живца, а те, кто сам холопов имеет, за Карачева.
– Вот ты и задай такие вопросы, чтоб даже последние от боярского сына отшатнулись, – порекомендовал я. – Пусть Петр расскажет, в каком году и в какое время Живец якобы от него сбежал, да в какой одежде, чтоб стало ясно – врет Карачев. Главное, настроить народ соответственно твоему будущему приговору, чтоб у тебя получилось согласно с ним.
– Так ведь оно и так будет согласно с ним, – не понял Федор.
– Будет завтра, – кивнул я, – но не всегда. Ты, конечно, можешь просто решить дело в пользу Живца, оказав ему милость, но надо, чтоб твой суд был не только милостив, но и справедлив. Поверь, что последнее ценится народом куда выше, даже если приговор суров. Вопросы же и предназначены для того, чтобы все поняли твою справедливость.
Федор уразумел.
Народ возмущенно загудел уже после первых ответов Карачева, когда замявшийся боярский сын нехотя выдавил, что сбежал от него Живец в начале января позапрошлого года.
Годунов тут же задумчиво произнес, что хорошо помнит, какие морозы стояли весь тот месяц, после чего уточнил:
– А в чем же бежал сей холоп от тебя? Что за одежа на нем была?
– Одежа добрая, – ляпнул Карачев.
– Да что ж ты брешешь-то – кафтанец худой, и зипунок в заплатах, дыра на дыре, – не выдержал Живец. – Ежели бы не люди добрые, околел бы в ту же ночь.
– И я подтверждаю оное, – решительно выступила из толпы зевак стоящая позади Живца крепко сбитая молодайка. – Онучи и те драные. Цельный день опосля ентого молодца в баньке выпаривала.
– Ты, стало быть, его подобрала?
– И суседи мои подсобляли, он же вовсе мерзлый лежал, волоком тащить пришлось. Не пропадать же христианской душе! У меня и самой хошь и не больно-то, ан куском хлеба поделилась.